Приемный покой. Маразм бытия
Шрифт:
Подарок акушеру-гинекологу
Представьте себе заведующую акушерским отделением в провинциальном городишке. Дородная женщина, неопределённого возраста, ростом метр восемьдесят с гаком, ногой сорок первого размера, косая сажень в плечах. Могла и крепким словом приложить и выкурить, не поперхнувшись, пачку примы без фильтра. Звали её Вера Павловна. Мучалась она всю жизнь из-за плохого зрения. Поэтому, если честно, была похожа на гигантскую камбалу с выпученными глазами из-за толстых стёкол очков. Но при этом – человек добрейшей души и высочайшего профессионализма. Непререкаемый авторитет в городе и любимейший врач, психолог и "жилетка" всего многочисленного бабьего царства в округе. Но это, собственно, преамбула.
Надо же было так случиться, что "Большой начальник" и бизнесмен, выбившийся в мутные девяностые из грязи в князи, а по совместительству бывший сосед Веры Павловны, познакомился на экзотическом отдыхе на островах с девушкой по имени Тху. То ли тайской, то ли вьетнамской, то ли ещё какой-то островной национальности, очень миниатюрной, смуглой, имеющей вид тринадцатилетнего подростка. И вот уже её, с большим животиком, повёз знакомить с родителями на историческую родину.
Далее сухой медицинский протокол.
Отслойка плаценты. Кровотечение… Павловна, растрёпанная, заспанная, и от этого ещё более страшная, не успев переодеться – в ночнушке , фактически на руках заносит в операционную маленькую и бледную Тху.
Пока "великие светила" из райцентра добирались в выходной день, особо не спеша (ведь кому хочется связываться с большим начальником родом из девяностых), кесарево с операционной сестрой в ассистентах уже было сделано, смуглый младенец кричал в кроватке, адекватная инфузионная терапия была проведена и даже прокапана плазма для профилактики ДВС, ввиду приличной кровопотери.
Бизнесмен, целуя руки, обещал золотые горы. Павловна, рассудив более трезво, попросила новый наркозный аппарат или хотя-бы новый операционный стол, намекнув, что одновременно оперировать и поддерживать полностью проржавевший стол ногами, чтобы он не кренился на бок – говоря модным словом – не комильфо.
Прошло десять дней… Двое накаченных юношей очень торжественно внесли на крыльцо больницы большую белую коробку, перевязанную разноцветными лентами. Павловна, куря одну за одной, прищуривала глаза и протирала краем халата толстые стёкла очков, пританцовывая от нетерпения. Сбежались почти все свободные сотрудники больницы, пациенты висели в открытых окнах, открыв рты от изумления. Бизнесмен торжественно начал свою речь:
– На родине моей жены есть обычай. Самому уважаемому и самому достойному человеку дарят подарок, который приносит счастье, ограждает от болезней и продлевает жизнь. Этот подарок … свадебное платье, в котором невеста выходила замуж. И вот моя жена решила, что именно Вы тот человек…, – с этими пафосными словами крышка коробки была открыта и изумлённому взору Павловны предстало маленькое, украшенное засохшими экзотическими цветами, стразами и бусинами белое ношеное платьице, такое маленькое, что разве налезло бы только на одну ногу Павловны, и то до колена.
Больница грохнула от дружного хохота. Павловна, красная от возмущения, уже похожая на варёную камбалу, закурила очередную приму, всеми силами сдерживая свои обширные познания матерного лексикона, отчеканила:
– Ну… Благодарствую безмерно. Теперь, когда я сдохну и усохнусь до таких размеров, меня будет в чём хоронить и положить в гроб!
Говорят, что новый операционный стол всё-таки появился где-то через месяц после эпопеи с подарком…
Куда делось свадебное платье не знает никто.
Партнёрские роды
Слышь, братан, поделюсь, так сказать, опытом. Не ходи ты на роды со своей бабой. Плюнь, отмажся, на больничку ляг, точно тебе говорю. Моя психовала – я пошёл. Никакая падла не предупредила, что это охренеть, как долго.
Ну я сначала решил расставить все точки над "и". Типа показать, что я мужик и буду всё держать под контролем. Говорю – мол, смотрите, чтоб детей не перепутали, чтоб не кололи ничего такого, и чтоб следили за всем – а они только улыбаются и молчат.
Через пять часов курить захотелось, капец. А у врачихи в кармане сигареты просвечиваются. Я ей – покажи где курят, а она говорит – на улице. Охренеть. Мороз минус десять – какая улица? Я ей – Ты тоже на улице куришь? – и на карман показываю, где сигареты . А она – Нет, я курю на чердаке, но Вам туда нельзя – мы там больных детей прячем, которых потом на здоровых меняем, это тайное место. Я, короче, понимаю, что шутит, но харя серьёзная-серьёзная, сразу мне курить перехотелось.
Моя орёт, у меня башка трещит, я опять к врачихе подкатываю – может кесарево туда-сюда, говорю – денег дам. Эта выдра опять с серьёзной мордой отвечает – Я сама Вам деньги дам, только чтобы Вы помолчали немного (а в глазах читается – типа заткнись козёл ).
Ну, заткнулся, часа два молчал. Спать хочется, башка уже чугунная. Думаю, подкачу к врачихе по доброму. Стал комплименты ей делать и спрашиваю – А что Вы испытываете, когда ТАМ у женщин лазите? А она руки вытащила, ко мне подошла и говорит на ухо шёпотом – Это вообще мой секрет, но Вам я скажу… Я испытываю чувство глубокого удовлетворения!
Прикинь, я прямо и офигел. А духи у неё ничего так, приятные.
Короче, ещё часа через два моя тужится и … он вылазит синий-синий. Я аж закричал от страха. Кричу – делайте, что-нибудь, он синий, он задыхается, вообще не помню, что орал. А врачиха улыбается и говорит, что это типа норма, что типа я синих детей не видел и дай Бог мне никогда их не увидеть. Тут малой как заорёт … я и заплакал. Прикинь, мужик здоровый и заплакал. Стал врачиху обнимать и всё равно спрашиваю – Ну почему он синий родился, может порок развития, какой нибудь, ну, чтобы она не скрывала. А она мне на ухо опять шепчет – Он у Вас не синий и не розовый. Он фиолетовый. Это бонус от нашего роддома за Ваше хорошее поведение.
Конец ознакомительного фрагмента.