Приемыш черной Туанетты
Шрифт:
Однажды вечером, сидя в своей комнате, усталый, разбитый, отец Жозеф вскрыл большой черный пакет.
Отец Мартин извещал о смерти Туанетты и о том, что Филиппа усыновил приезжавший с севера художник с женой. Узнав об этом, отец Жозеф сразу написал отцу Мартину и просил немедленно переслать пакет с бумагами, который он оставил у него на хранение. Но прежде чем бумаги поступили, отец Жозеф получил новое назначение, еще более продолжительное и ответственное, и вернулся он в миссию Сан-Мигель только на следующую зиму. Пакет с бумагами давно ждал его.
Однажды вечером, сидя в своей комнате,
«Дорогой отец Жозеф, доктор сказал, что у меня порок сердца и что я могу умереть скоропостижно; вот почему я пишу это письмо и даю вам на хранение бумаги, которые вы должны вскрыть только после моей смерти. Я хочу, чтобы лишь тогда все выяснилось насчет моего мальчика. Из этого письма вы все узнаете.
Вы скажете, что я должна была давно рассказать вам все, – но я не могла. Я не могла расстаться с моим мальчиком, хотя знаю, что мой долг был – открыться вам.
Но надо начать с начала и рассказать все как можно яснее. Я воспитывалась в семье Детрава. Меня любили и заботились обо мне. Меня научили говорить по-английски и по-французски, читать, писать и вышивать, а также разводить цветы, сажать деревья. Когда родилась госпожа мисс Эстелла, мне было тридцать лет. Ребенка отдали мне на руки, она была моя с этой минуты, и я принадлежала ей. Девочка выросла красавицей и с прекрасной душой. Я ухаживала за ней и любила ее больше всего на свете. Когда началась война и родители ее погибли, она стала моей еще больше, чем прежде. Тяжело было жить в ту пору – каждый думал только о себе, и никому не было дела до заброшенной сироты. Я поддерживала ее, когда она валилась с ног от горя. Это было мое сокровище, и я берегла ее как зеницу ока.
Возле нашей плантации находился лагерь Союзной армии [9] . Молодой капитан полка был очень добр к нам. Он жалел молодую госпожу и делал все возможное, чтобы помочь нам. Он был так добр и мил, что мы полюбили его и верили ему во всем. Вы знаете, какое настроение царило тогда и как все приходилось держать в тайне. Я видела все, что происходило между молодыми людьми, но не знала, чем это кончится для моего бедного дитяти. И вот однажды вечером они тайно обвенчались у приезжего французского патера. Он был прислан в наш приход на место кюре, который отправился капелланом с полком армии Юга. Отец Жозеф, священник, повенчавший их, были вы».
9
Армия Северных штатов в гражданской войне между Севером и Югом.
Отец Жозеф оторвался от письма и задумался.
– Да, – произнес он, наконец, – я вспоминаю. Это было, когда я жил в приходе Святого Иоанна Крестителя. Была ночь, я находился в ризнице, когда ко мне пришли какие-то молодые люди, и я не мог отказать в их просьбе. Было смутное время, и странные дела творились вокруг. Да, вспоминаю: бледная молодая девушка и молодой офицер армии Севера… Мне показался странным этот брак, но я обвенчал их. Да, вот то самое свидетельство, которое я выдал им!.. – Он развернул бумагу и посмотрел на свою подпись, затем снова взялся за письмо Туанетты.
«Теперь, когда я напомнила вам все это, вы, может быть, припомните, что было дальше. Через год вы крестили их ребенка, прелестного мальчика, а когда мальчику было около двух месяцев, молодого отца убили в схватке, и моя госпожа с ребенком и няней бежали из деревни в свой городской дом, который, как вы помните, сгорел в ту же ночь. Всех троих считали погибшими в огне; но погибла только молодая мать, а ребенок и няня уцелели. Я была эта няня, а Филипп – тот ребенок. Когда начался пожар, мальчик спал у меня на руках. Я отнесла его в безопасное место и побежала спасать мою бесценную госпожу, но я опоздала… Я не нашла ее… Услыхав, что в числе погребенных под развалинами называют и няню с ребенком, я вместе с ребенком побежала к своей приятельнице в другую часть города, так что никто не заметил меня. Она приютила нас и хранила мою тайну до смерти.
Помните ли вы, как подробно и строго расспрашивали меня о родителях ребенка, когда я впервые привела к вам Филиппа? Вы не узнали меня, вам и в голову не пришло, что этот мальчик – сын Эстеллы Детрава и молодого офицера из северных штатов.
Вы удивляетесь, почему я так долго скрывала правду? Я объясню вам теперь. Я любила этого ребенка, он был последним из их семьи, и мне казалось, что он мой и что потеря его убьет меня. Но главная причина была в том, что я клятвенно обещала моей госпоже в случае ее смерти не расставаться никогда с ребенком. Неудивительно, что она была против того, чтобы мальчик воспитывался на севере. Она знала, что ее муж не сообщил семье о своей женитьбе: между северной и южной частью страны царила непримиримая вражда. А она была очень щепетильна в этом вопросе и неоднократно брала с меня слово, что в случае смерти ее и ее мужа я спрячу ребенка, пока он не подрастет и не будет в состоянии сам распорядиться собой. Я боялась, что, если я открою его местопребывание, его заберут на север, в семью отца, а меня к нему не подпустят. В той семье ничего не знали о мальчике, пожалуй, невзлюбили бы его, – а для меня он был мое единственное сокровище! Нет, я не могла его отдать! Мне казалось, что я смогу это сделать, когда он подрастет. Но годы шли, я не могла его отдать и не отдам, пока жива…
Но пора кончать. Мне трудно писать, я еле вожу пером. Я провожу дни и ночи над этой исповедью, хочу как можно больше объяснить вам…
Когда смятение после пожара улеглось, я тайком вернулась на плантацию и забрала бумаги моей госпожи, которые, к счастью, она не успела взять из-за поспешного бегства, – иначе и бумаги погибли бы в огне. В этом пакете – брачное свидетельство, выданное вами, письма молодого офицера к моей госпоже; вы увидите также нераспечатанное письмо, адресованное матери молодого человека. Он дал его моей госпоже, чтобы в случае несчастья с ним она отослала его матери. Я думаю, что в нем он сообщает о своем браке и просит позаботиться о его жене и сыне… Но ей, святой душеньке, не понадобились их заботы: она ушла туда, куда несколькими днями раньше ушел и ее молодой супруг, остался только мальчик, которого после моей смерти надо отправить к родным его отца. Может быть, нехорошо, что я удерживаю его теперь, но он еще мал и привязан ко мне. Я делала для него все, что могла; я учила его только добру. Никто не скажет дурного слова о моем Филиппе. О, отец Жозеф, я чувствую, что, когда вы будете читать это письмо, он будет одинок! Я уйду из этого мира, – его «мамочки», которую он так любил и слушал, скоро не станет. Будете ли вы любить его, заботиться о нем, утешать его? Он будет так несчастен без меня! Эти бумаги и письма, конечно, надо отослать его бабушке. Сомневаюсь, что она сможет любить его так, как я. О, отец Жозеф, будьте добры к нему! Я оставляю его на ваше попечение. Если я поступила нехорошо, скрывая его, простите меня и отдайте на милость и суд Божий!
Туанетта».
Прочитав письмо Туанетты, отец Жозеф отер со щек слезы и вновь принялся за письма. Тщательно просмотрев бумаги и написав от себя несколько слов в пояснение, он вложил их в новый конверт и надписал адрес мадам Эйнсворт.
Глава XXIX
Маленькие странники
Когда в холодную мартовскую ночь Филипп вышел на улицу с «детьми» и с остальным багажом, первой мыслью его было уйти, а второй – пробраться в Новый Орлеан. Первое было довольно легко осуществить, но над вторым надо было серьезно подумать, так как не все дороги вели в этот далекий южный город.
Лилибель ждал Филиппа на углу. Он дрожал от холода и нетерпения. У него в руках тоже был узелок. Филипп заранее дал Лилибелю денег для покупки провизии, которая и была в узелке. Еда состояла из бананов, имбирного пряника и сушеных зерен, маленькое ведерце с патокой дополняло дорожный провиант.
– Ну, что ж, – отрывисто проговорил Филипп, увидя его, – ты готов?
– Да, мастер Филипп, я готов, я все сделал. Но мы пойдем, наконец, куда-нибудь или будем стоять всю ночь под холодным дождем?