Приглашение на казнь

Наташа пришла в себя только в комнате, с содроганием думая о том, что за всем этим последует. Подвал? Пусть. Метнулась в умывальню за полотенцем. Дрожащими руками связала ручки двери.

Чутко прислушиваясь к звукам в коридоре и не услышав погони немного успокоилась. Осознание того, что тело её снова предало, навалилось гранитной глыбой. Господи, она хотела этого мужчину. Она была так близка к тому, чтобы отдаться ему. А он? Почему он позволяет себе вести с ней таким образом? Ведь к нему едет невеста и ей, Наташе, нет места

в его жизни. Неужели она своим поведением даёт повод поступать с ней так? Что же это за время такое? Здесь царствует порок, низкие инстинкты и не прекращающаяся борьба за выживание и защиту своей чести.

От раздавшегося стука в дверь, девушка подпрыгнула. Сердце лихорадочно забилось. Голос служанки сбил возникшее напряжение:

— Госпожа, я вам платье принесла и сорочки.

Наташа впустила Кэйти, выглянув в коридор. Стоит ли идти на обед? А поесть необходимо. Неизвестно, когда покормят в следующий раз. Представила, как её встретят в обеденном зале. Прямо оттуда уведут в подвал? Может, спрятаться в тайный ход? Нет. Отмела все сомнения. Чему бывать — того не миновать. А сейчас нужно идти к Юфрозине.

Служанка прошла в умывальню:

— Вам воду греют. Пока будете вечерять, сменят бельё на ложе.

К облегчению девушки, в обеденном зале женщины ужинали втроём. Никто не собирался нарушить молчание. Свечи, отражаясь в столовом серебре, отбрасывали на стены удлинённые размытые тени. Оставалось только догадываться, где находятся мужчины и чем они заняты.

Наташа очень хотела поинтересоваться у Агны самочувствием Лиутберта, но сдержалась. Неприветливые взгляды баронессы охлаждали лучше ледяного душа.

Девушка ждала, что отворится дверь и войдут стражники, чтобы отвести её в подвал. У неё перехватило дыхание, когда дверь распахнулась. Недожёванный кусочек пирога прилип к нёбу.

Граф прошёл к столу, шумно усаживаясь и окидывая сидящих тяжёлым припечатывающим взглядом. На его левой скуле алел кровоподтёк. Можно было подумать, что Герард спьяну приложился к стене или встретился с земными объятиями.

Наташа поёрзала. Хотелось провалиться под пол. В том, что ей аукнется рукоприкладство — она не сомневалась ни секунды. Но страха не было. Она считала себя правой, защищаясь подобным образом.

Его сиятельство пил квас, по очереди разглядывая женщин. Остановив взор на иноземке, прищурился и, сильнее сжав кубок, обратился к баронессе:

— Агна, как Лиутберт?

— Кашель стал тише, господин граф. Жар к ночи поднимется.

— Вы… — Бригахбург уставился на строптивицу, — сходите после вечери к мальчику.

Девушка поёжилась. Это что, он к ней на «вы» обращается? Не к добру… Сначала хочет, чтобы она малыша посмотрела, а уж потом — в подвал. Логично.

— Вы меня слышите? — мужчина голос не повысил, но стальные нотки резанули слух.

Вот и впала в немилость. Впрочем, и не выходила из неё.

— Схожу, ваше сиятельство, — прозвучало спокойно и уверенно. Она же его не боится? Пришёл проверить, пришла ли она на ужин? Рассчитывал на то, что она в страхе и в слезах забилась в один из углов своей комнаты?

Не дождётся! Только жаль, что не успела пошить игрушку для малыша.

Взглянула на его сиятельство без робости, встретившись с его тёмным прищуренным взором. Отчаянно вздёрнула подбородок, всем своим видом выражая непокорность и протест.

Мужчина, хорошо понимая язык жестов, ухмыльнулся в ответ, принимая вызов, согласно кивая, словно обещая все муки ада.

Наташа сидела у постели Лиутберта и три пары глаз с нескрываемым беспокойством следили за каждым её движением.

Агна, сев с обратной стороны ложа, казалась спокойной, но лицо, покрытое розовыми пятнами, выдавало волнение.

Одного мимолётного взгляда на няньку хватило, чтобы понять, что та, как цепной пёс, неотрывно следя за руками девушки, готова впиться в её шею при любом подозрительном движении. Чем была вызвана неприязнь служанки, Наташа недоумевала, но зацикливаться на этом не стала. Есть дела важнее.

Его сиятельство, сев у окна, смотрел на лицо русинки. Только одному ему было ведомо, каких усилий стоило сдерживать себя, глядя на то, как она склоняется к мальчику и отблески пламени свеч играют на её лице, путаются в волосах. Как сверкает короткими вспышками цепочка на шее. Как тепло и нежно она улыбается чужому ребёнку. Как Лиутберт во все глаза смотрит на неё, кашляя, цепляется за её руки, словно в поиске защиты и ласки. И она даёт ему то, что он хочет: гладит по мягким волосам, пожимает пальчики, подбадривая и успокаивая:

— Сейчас тебе станет легче, малыш, — Наташа повернула голову в сторону няньки: — Пожалуйста, подайте воды. Ему нужно дать порошок.

Та, метнув взор на свою хозяйку, процедила сквозь зубы:

— Нет воды. Есть морс.

— Желательно запить водой, — девушка перевела взгляд на баронессу.

— Поди на кухню. Быстро, — кивнула та прислуге.

Бригахбург, скрытый частью опущенного балдахина, оставаясь в тени, продолжал наблюдать за иноземкой. Платье. Всему виной платье. Оно подчёркивает все женские прелести. Хочется сорвать его, чтобы насладиться видом соблазнительного нагого гибкого тела. Со слегка разведёнными ногами, раскинув руки, она бы лежала перед ним, а он бы гладил и целовал её, не пропуская ни одного дюйма, ни одной впадинки и складочки. Он бы ласкал и сжимал нежную девичью грудь, покусывая упругие соски. А она бы стонала от вожделения, изнывая от страсти.

Мужчина почувствовал нарастающую силу своего желания. Жарко. Душно. Откинулся на спинку скамьи, упираясь затылком в стену и закрыл глаза.

Он бы распустил косы русинки, зарылся в шелковистые медные волосы, вдыхая их чудный аромат. Он бы целовал её губы: сладкие и манящие. А она бы трепетала от его прикосновений, постанывая от удовольствия, тёрлась бы лоном, сочащимся соками, о его пышущую огнём напряжённую плоть. Он бы овладел ею сначала стремительно, полностью войдя до самого дна, а затем медленно, смакуя каждое движение, погружался бы и выходил, пока она не забилась бы в его руках, и стоны их обоюдного удовольствия не слились бы воедино.