Приглашение на ночную охоту
Шрифт:
— Гм… — только и ответил Изнов. Конечно, не очень верилось, что кому-то, будь он даже императором, придет в голову идиотская идея нарушить мир, стоявший уже триста с лишним лет. Всякий мир, конечно, вещь относительная, на протяжении этих трех столетий войны велись и ведутся сейчас — но войны торговые, экономические, в которых главное оружие — технология, ассортимент, качество и себестоимость. Кровь не лилась, вот что главное. Конечно, порой не хватало полной ясности с некоторыми мирами; что происходит, например, на Иссоре, никто толком не знал, информации было мало, и та до невозможности путаная. Однако, внешних войн никто не вел, и представить себе, что кто-то захочет взяться за оружие, было трудно. Разве что в какой-нибудь системе все другие средства поддержания внутреннего равновесия будут исчерпаны и не дадут результата. Но ведь всякая нестабильность любой системы проявляется во многих принципах, прямых и косвенных. Империя же, насколько было известно, отличалась именно устойчивостью, и социальной, и экономической — всякой. Правда, экспортировать
— Ну, долго нам еще ждать? — нарушил размышления посла Федоров. — Если аккуратность — вежливость королей, то император должен быть пунктуален, как хроноквантовые часы.
— Главное — сдержанность, — напомнил Изнов. — Сдержанность и улыбки. И поменьше конкретных ответов. Тогда…
— Ну, приветствую вас, господа, в наших краях! — послышалось от дверей, и оба терранина разом повернулись в ту сторону.
То был не старый церемониймейстер, но совсем другой туземец — повыше ростом, пошире в плечах, с чертами лица не столь резко синерианскими. Шел он двери, как и полагалось по этикету, пятясь, спиной к терранам, но уже на полпути повернулся лицом к ним и пошел нормально. Острый кончик его нижней губы был опущен так, что могло показаться — он высунул язык; на самом же деле то было эквивалентом широкой улыбки землян. К этому надо было привыкнуть побыстрее — как и к тому, что человеческая улыбка, открывающая зубы, здесь служила выражением презрительной угрозы. Поэтому оба посланца Терры лишь выпятили нижнюю губу, стараясь соответствовать синерианским приличиям. Тогда вошедший улыбнулся по-земному, и Федоров с Изновым после мгновенного колебания ответили тем же.
— Вот и прекрасно, — сказал вновь прибывший. — Это позволяет надеяться, что и во всем прочем мы чудесно поймем друг друга.
Он говорил по-террански без малейшего признака акцента — чисто, как в любом городе Земли, и даже с некоторым столичным шиком. Протянул руку и крепко пожал. Указал на высокие — со ступеньками, чтобы взобраться — сидения.
— Располагайтесь, прошу вас, у нас еще есть время. Здесь принято сидеть повыше. Как птички на насесте, верно? Ну, да и у вас на Терре ведь нет единой манеры видеть. — Он снова улыбнулся. — На стуле, на корточках, на пятках, скрестив ноги, и так далее… Одной манерой больше, только и всего. Спешу сразу же представиться. Я исполняю некоторую должность в императорской Канцелярии внешнего спокойствия, а именно — занимаюсь всем, что связано с Терранской Федерации. До сих пор, признаюсь откровенно, я не был изнурен делами. Теперь, с вашим радостным и благополучным прибытием, мое безделье, надеюсь, кончится. Пока же я буду вашим переводчиком и в какой-то мере наставником. Не то я стал уже бояться, что забуду язык. Я еще не делаю грубых ошибок?
— Вы нас просто потрясли. — На этот раз Изнов говорил искренне. — Трудно было рассчитывать на встречу здесь с человеком, говорящим… — Как прирожденный терранин? Уверяю вас, Ваша Лучезарность: если пробудете у нас лет тридцать — это примерно то же, что и ваши три десятилетия, — то научитесь кашлять без малейшего инородного призвука, на чистейшем синерианском.
— Вы хотите сказать, что…
— Хочу или не хочу, но и вы сами, — он на миг остановил взгляд на Федорове, — быстро догадаетесь, что я бывал в ваших краях. Да, лет тридцать в общей сложности. И не сочтите за пустой комплимент — мне у вас очень нравилось. Многое. Бывали даже дни, когда трудно становилось представить, что я покину ваш чудесный мир.
— Вы бывали только на Земле?
— Появляться на других планетах Федерации было бы опасно. Согласитесь, что моя внешность все же не вполне совпадает с земной.
— Неужели вы были у нас — вот так?
— Именно: точно в таком виде, в каком нахожусь перед вами. Если не считать костюма, конечно, и тех изменений, что вносит в нас время. По очень многим причинам — традиции, наследие древних верований — мы не признаем косметических операций. — Он усмехнулся, снова глянув на Федорова. — Пусть это будет как бы обменом опытом. На вашей планете масса людей, и они принадлежат к нескольким расам. Вы лучше меня знаете, что цвет кожи, характерные черты лица, особенности телосложения, множество вариантов от межрасовых союзов дают великое многообразие. Плюс еще особенности произношения, неизбежные диалекты, обусловленные влиянием старых национальных языков на ту террану, на которой мы сейчас разговариваем… Разумеется, я не похож на стандартного терранина. Но часто ли вы встречали стандартных у себя дома? В живом мире стандарт есть абстракция, усреднение. В каждом месте Земли, где я бывал, меня принимали за перенесшего болезнь представителя другой расы и искренне сочувствовали моему, с их точки зрения, уродству. А сочувствие очень важно, оно снимает подозрения — в культурном обществе, конечно, не у дикарей где-нибудь на Ласудале или в ином подобном же мирке. Да вот вы сами: увидев у себя дома на улице нечто подобное, вы удивитесь, может быть, уродству — но вряд ли заподозрите, что перед вами существо из другого мира.
— Разведчик из другого мира, — поправил Федоров.
— Если вам угодно уточнять. Но спешу обрадовать вас: на Земле нас всегда было мало, часто — лишь
— Ну, если говорить о Гаргантюа… — невольно улыбнулся Изнов.
— Об этом мы успеем поболтать в часы досуга. Надеюсь, что не все время будет уходить в трудах. А пока лишь прошу вас поверить, чтобы не омрачить наших отношений с самого начала: за все время пребывания у вас я не сделал — и никто из нас не делал ничего, что могло бы принести Федерации хотя бы ничтожный вред. Только информация, один лишь сбор информации. Некоторые детали технологий, может быть — но ведь наши торговые интересы в Галактике нигде не пересекаются. Но прежде всего нас интересовала ваша история, ваша культура — мы понимали, что рано или поздно, невзирая на удаленность, у нас возникнет потребность в общении. И вот мы уже знаем немало о вашей истории, а знание прошлого немаловажно для того, чтобы рассчитать ваши действия в будущем. Вы же, могу поручиться, имеете о прошлом нашей Империи лишь очень слабое представление.
— Боюсь, что и о настоящем, — вздохнул Изнов.
— Попутное крохотное замечание: такой вздох у нас во всех случаях означает лишь одно: объяснение в страстной любви. С удовольствием принимаю его на свой счет, но при беседах с нашими дамами… Лицо Изнова осталось неподвижным. Федоров, похоже, был задет последними словами куда глубже. Синерианин усмехнулся, оттопырив нижнюю губу.
— Отлично понимаю ваши чувства. На Земле и я испытывал нечто подобное. К сожалению или к счастью, наши расы в этом отношении анатомически, вообще — биологически несовместимы. Если бы когда-то — в прошлом, разумеется — нашим мирам пришлось воевать, то среди всех ужасов войны не было бы одного: насилия над женщинами с той или другой стороны. Не берусь, правда, утверждать, что это привело бы к благим последствиям: неутоленное желание мстительно. К счастью, война нам не грозит, прошли времена, когда веру насаждали мечом. И потому вам неизбежно придется общаться с нашим лучшим полом — как только освоите язык. И хочу дать вам совет, который намного облегчит проблему непринужденного общения с нами. Поменьше думаете, что беседуете с синерианином. Представляйте, что вы на маскараде, и под маской — обычный терранин, который из-за крайнего упрямства никогда этой маски не снимет — ну, как не станет раздеваться перед вами донага.
— Хороший совет, — оценил Федоров. И прибавил: — Для вас. Но мы им воспользуемся.
— И прекрасно. Однако, вернемся к истории. Сейчас, когда вы удостоитесь приема у императора, самое время дать вам хоть крохи информации о нашем прошлом. Наш мир — мир традиций, насчитывающих отроду сотни, а то и тысячи лет. Они порой доставляют неудобства, временами способны вызвать у стороннего наблюдателя смех, но мы дорожим ими и придерживаемся их. Традиции — один из основных устоев общества, залог его стабильности. А наше общество весьма устойчиво. И прежде всего потому, что мы ревностно оберегаем основную нашу традицию — веру. Для нас вера — основа основ, уже сотни, нет, тысячи лет она дает нам силы, более того — она-то и создала Империю, и продолжает поддерживать ее. Но об этом можно говорить много. Традиции, да… Одной из них является способ, каким вас только что доставили сюда. Старый дурак церемониймейстер не удосужился своевременно дать вам необходимые пояснения: просто не подумал о том, что кто-то может не знать этого. Сделаю это сейчас. Мы — Империя, и равных нам нет во Вселенной. Думать так — тоже традиция, и очень живучая. Раз нам нет равных — у нас не может быть послов. Могут быть лишь просители из разбитых и подчиненных миров. Мы разговариваем с прочими не на равных, а сверху вниз. И хотя на деле мы не только признаем, но и выполняем все установления Галактического права, посол может быть доставлен к императору лишь в цепях, пусть бутафорских, под виселицей, в сопровождении палача и толпы плененных соотечественников посла. Когда-то (и непонятно, ирония или сожаление прозвучали в речи синерианина) цепи не были бутафорскими, рабы — статистами, а палач — маленьким чиновником, не убившим в жизни даже курицы. Но те времена прошли.
— И все послы соглашаются с таким протоколом?
Синерианин улыбнулся Изнову.
— Далеко не все. И в результате наши внеимперские отношения хиреют, и мы искренне рады вам.
— Скажите, а почему бы…
— Одну минуту. Простите, что прерываю вас, но времени остается все меньше, а я должен предупредить вас еще кое-о чем. Традиции! К лицу, которому вы намерены выказать уважение, вы приближаетесь спиной вперед. Тем самым показываете, что верите ему настолько, что подставляете самое свое незащищенное место — спину. Поворачиваетесь лицом раньше или позже, в зависимости от соотношения между его и вашей знатностью. Повернувшись, кланяетесь. Если это лицо — отец веры или, как сказали бы у вас, священнослужитель, синерианин сложит руки, как предписывает ритуал, вы же лишь протянете обе руки ладонями вверх и затем прижмете их к своей груди. Император — одновременно и Великий Отец веры. К нему повернетесь лицом лишь по его приглашению. Я буду рядом и подскажу, когда остановиться и как повернуться. Запоминаете?