Пригоршня вечности (Страж, Ралион 1)
Шрифт:
А пока же перед ним расстилалась неизвестность, и древние стены города, в котором он вырос, казались крохотными и ничтожными, стоило отойти от них на пару миль.
В свои шестнадцать лет он знал язык людей и вендор, говор лесного народа; люди звали их «ольтами». Позже Нламинер осознал, что ольтами многие также называют любую вредоносную нечисть, и впервые задумался, почему мир настолько сложнее, чем кажется.
Разумеется, Унхар обучил его Тален — тем двум диалектам, которыми сам владел. Грамотность по-прежнему была хорошей
Спустя два дня, когда Нламинер порядком углубился в лес, он случайно набрел на старинное святилище. По преданиям, некогда боги настолько хорошо ладили друг с другом, что алтари их стояли совсем рядом и ни одного верующего не задевало близкое присутствие чужеродных стихий.
Зная по опыту, что подобные истории зачастую основаны на предрассудках, Нламинер не был склонен доверять им. Если уж жрецы нынче не могут терпеть чужих культов, что уж говорить об обычных людях! Но когда столетние деревья расступились перед ним, открывая каменную плиту, он не поверил своим глазам.
Десятки каменных изваяний соседствовали там — все ухоженные, вычищенные и украшенные подобающим образом. Не сразу понял Нламинер, что это за статуи, но потом заметил улыбающегося Тиерха с сосновой ветвью в руке, и холодок пробежал по его рукам. Боги!
Он расслышал голоса и решил подкрасться поближе. Тиерх следил за ним полуприкрытыми глазами, сработанными из изумрудов, и, казалось, благосклонно кивал своему подопечному.
— Эй, старик! — Хриплый голос раздался неожиданно, и Хранитель чуть вздрогнул. Плоды дикой яблони едва не высыпались с подноса. Не оборачиваясь, он аккуратно сложил душистые яблоки у мраморных ног богини и лишь затем повернулся.
Трое путников — по виду воины — с насмешкой взирали на него, положив руки на истертые рукояти коротких мечей. Три лошади стояли поодаль, привязанные к молоденькой сосне.
— Ты, я вижу, заботишься о богах? Остальные двое сели на валуны, что в старину служили скамейками для пилигримов. Некогда бескрайняя пустыня окружала исполинскую плиту, и боги так же улыбались бесплодному песку, как нынче — могучему лесу.
— Да, путник, — Голос старика был неожиданно сильным, — У святилища всегда должен быть хранитель, иначе боги отвернутся от смертных.
— Присядь, старик! — Воин повелительно махнул рукой. — Я повидал немало так называемых жрецов и богов, и мне не терпится хотя бы раз увидеть что-нибудь настоящее,
Его спутники усмехнулись и принялись расстегивать свои сумки. Снаряжены они были основательно — перед ними вскоре появились несколько головок сыра, изрядный ломоть вяленого мяса и толстая бутыль с янтарной жидкостью. Тот, кто говорил с Хранителем, некоторое время смотрел, как содержимое бутыли играет и переливается под солнцем.
— Садись, садись, — уже более дружелюбно повторил путник и извлек четыре медные кружки, украшенные крохотными опалами, — Но знай, старик, что я чрезвычайно любопытен и мне не терпится получить у тебя ответ на свой вопрос.
Его спутники довольно заржали, что, впрочем, не помешало их трапезе.
Хранитель степенно опустился на соседний валун и добавил к приготовленной снеди каравай хлеба и несколько терпких лесных груш. Его собеседники переглянулись, но не проронили ни слова.
— А вопрос мой таков, — произнес путник, разливая вино по кружкам. Старик отметил, что вкус у него неплох: вину было немало лет, и привезено оно было с юга Континента, славящегося своими винами. — Скажи, старик, живы ли твои боги?
Старик не шелохнулся.
— Пока смертные верят в богов, боги живы.
— Здесь, — путник взмахнул рукой, обводя святилище, — стоят десятки богов. О многих из них никто уже не помнит. Они что, тоже живы?
— Достаточно того, что я забочусь о них. — Старик пригубил вино. Действительно, один из лучших сортов.
— Защитят ли тебя они, окажись ты в опасности? — последовал новый вопрос, и Хранитель заметил огонек, блеснувший в глазах незнакомца. Его спутники перестали пить и молча следили за происходящим.
— Откуда мне знать? — пожал он плечами. — Я не жрец, чтобы знать волю богов, я лишь Хранитель их святилища.
Путник расхохотался.
— Наконец-то я вижу кого-то, кто не угрожает мне карами небесными! — Он смахнул с подбородка крошки и потянулся. — Поверишь ли, старик, но все жрецы оказывались шарлатанами. Сначала они читают вдохновенные проповеди, затем запугивают чудовищными карами. Стоит, однако, приставить им нож к горлу, как все божественное вдохновение тут же проходит.
Хранитель молчал. Слабая усмешка блуждала на его губах.
— А потому только справедливо, что мы отнимаем у таких шарлатанов все сокровища, которые они обманом уводят у честных людей. Не так ли?
— Если боги вмешаются, путник, — сказал Хранитель мягко, — у тебя может не остаться времени, чтобы раскаяться. Ибо боги живы, несмотря ни на что. Даже если от их имени выступают проходимцы.
Путник побагровел и вскочил на ноги.
— Посмотрим, — ответил он сухо. — Я намерен забрать отсюда все, что мне сможет пригодиться. И если ты скажешь хоть одно слово, которого я не пойму, твоя служба богам закончится.
Один из его спутников неуловимым движением выхватил арбалет и прицелился в Хранителя. Тот даже не пошевелился. Ни следа гнева или испуга не появилось в его глазах, к немалому удивлению грабителей.
Главарь неторопливо подошел к святилищу и вздохнул.
— Как обычно, — проронил он. — Наивные люди надевают на истуканов золотые ожерелья в надежде, что те исцелят им пару прыщиков.
Он протянул руку к золотому ожерелью, украшавшему грудь улыбающейся статуи бога с флейтой в руках.