Пригоршня вечности

Бояндин Константин Юрьевич

— Ты с ума сошел! — Суд Смертных был чем-то вроде высшей инстанции для всех божеств — но не для Шаннара. Теперь в голосе Эзоксу звучал ужас. — Ты понимаешь, чем это может обернуться для нас всех?

— Не для всех. — Шаннар поднялся с травы. — Всего лишь для двух смертных, которых претендент избрал своим инструментом. И для меня. Я открою еще одну страшную тайну, Эзоксу: претендент вовсе не является божеством. Пока. Но если он выиграет Суд, то в пантеоне появится еще один персонаж… и весьма мрачный, смею заметить. Слуги Хаоса покажутся сущим подарком по сравнению с ним. Ты же знаешь, никто так не кровожаден и мстителен, как смертные.

— Я уже пообещал помочь этим двум. Не слишком ли многого ты от меня хочешь?

Шаннар мысленно проклял самомнение всех божеств, включая Владыку Мудрости, и вновь заговорил.

Прошло немало времени, прежде чем ему удалось убедить своего несговорчивого собеседника.

— …Зайди как-нибудь ко мне, когда все это закончится, — сказал ему Эзоксу. — Я что-то уже не ощущаю себя всезнающим. Неловко получается!

— Загляну, — пообещал Шаннар весело. — Кстати, тебе будет интересно поговорить с Нламинером. Или с ними обоими. Кстати, услуга за услугу. Где они сейчас находятся?

На сей раз Эзоксу очень недолго медлил с ответом.

— Ни на одной области, мне доступной, их нет.

— Значит, где-то на окраине. — Шаннар что-то прикидывал в уме. — Это очень плохо. Он, конечно, может тебя позвать, да вот только…

— Что только?

— Я ему посоветовал обращаться к богам только в самом крайнем случае.

— Ну что же, — заметил Эзоксу. — Вот и посмотрим, насколько он силен. Жаль, конечно, что первым его увидел претендент…

— Первым его увидел кто-то другой, — возразил Шаннар. — Ну ладно, мы еще поговорим об этом. До встречи!

Одиночество сильно мешало ему. Сам он вряд ли смог бы подобрать подходящее слово для нового ощущения. К большому облегчению его приемных родителей, Нламинер вовсе не интересовался вопросами своего появления на свет и тонкостями взаимоотношений между полами вообще. Словно уже знал все, что ему было нужно.

Если бы его хоть раз показали эмпату (воспринимающему эмоции) — Флоссу, например, — тот бы наверняка заинтересовался этим необычным ребенком, который оставался глух к одним видам эмоциональных переживаний и необычайно чувствителен к другим. Этого, однако, не произошло.

В окружающих он более всего ценил честность.

Во всех остальных отношениях Нламинер также был уникален… впрочем, как и все мы. Так или иначе, он сумел успокоить ноющее, неприятное чувство утраты и усилием воли поддерживал работоспособное состояние. Вследствие какого-то колдовства ни пить, ни есть ему не хотелось, пока он находился в Библиотеке. Его тайные ожидания не сбылись: никого больше в Библиотеке так и не появилось.

А жаль, подумал он. Никакого способа следить за временем не было (по подозрениям самого Нламинера, время здесь вообще не шло), но по внутренним часам прошло не менее трех суток, прежде чем он, прихватив с собой несколько книг (которые, как ему казалось, еще пригодятся), вышел наружу, в бескрайние пустоши.

— Каждая дверь не лучше других, — сказал он вслух и твердо открыл дверь с надписью «ТЕАТР».

К его удивлению, изнутри вырвался не пыльный и застойный, но чистый, бодрящий воздух, наполненный хвойным ароматом.

Селиан Килор, потомственный ткач, был немало удивлен, когда богатый эскорт прибыл кнему домой и пригласил его в храм Элиора, оказывая почести, которые подобали бы какому-нибудь богатому аристократу.

Пока его торжественно везли в храм, его соседи по улице успели составить несколько версий происходящего. Фигурировали такие интересные версии, как участь жертвы на каком-нибудь особо торжественном празднестве гневного бога; неожиданно вскрывшиеся родственные связи с каким-нибудь высокопоставленным жрецом; такие впечатляющие предположения, как кража большого количества храмовых сокровищ, и многое другое. Если бы не крайний ужас, который не отпускал ткача всю дорогу, он, без сомнения, достойно бы ответил зубоскалам.

К его невероятному удивлению, миссия, которую ему поручили, была равно ответственной и почетной. Сам он слышал о Суде Смертных, но быть самому избранным Судьей! Это была слава на всю жизнь, чем бы Суд ни закончился. Он только робко заметил, что не имеет никакого отношения к культу (мстительный характер Бога-Солнца был ему хорошо известен).

— Это не имеет значения, — ответили ему.

После чего с почетом проводили домой. На сей раз массивная золотая эмблема на его шее мигом пресекла всевозможные разговоры. Шутки шутками, а смеяться над Судьей, избранным Элиором, означало бы значительно сократить срок своей жизни…

…Поздно вечером в дверь его дома постучали. Селиан, чей разум перебирал радужные перспективы, с неохотой оторвался от раздумий и открыл дверь.

За ней стоял высокий незнакомец, отличавшийся от человека только очень длинными клыками. Он улыбнулся (Селиан вздрогнул) и вежливо спросил:

— Имею ли честь говорить с Судьей Селианом Килором?

— Вы из… Храма? — спросил почему-то Селиан, глядя в глубокие, затягивающие черные зрачки пришельца.

— В некотором смысле, — ответил тот. — Я вас надолго не задержу.

Селиан впустил гостя в дом и запер дверь.

Нламинер сделал несколько шагов и остановился в недоумении. Затем оглянулся. Дверь «наружу» висела в воздухе, безо всякой видимой опоры. А вокруг расстилались подозрительно знакомые холмы…

Впрочем, нет. На горизонте виднелось величественное куполообразное строение. Должно быть, это и есть Театр. Одинокие небольшие постройки — полуразвалившиеся хижины, какие-то памятники и совсем непонятные сооружения украшали собой холмы.

Слева от него глухо заворчал отдаленный гром, и Нламинер обернулся. Обернулся и тут же присел от неожиданности, не зная, спасаться ли ему бегством или вцепиться в землю, слиться с ней, держаться до последнего.

Огромная, непередаваемо грозная и клубящаяся грозовая туча возвышалась на расстоянии нескольких шагов от него. Она висела всего в футе-другом от земли, щедро изливая на нее свои водяные запасы. Внутри ее черной массы непрерывно сверкали молнии; время от времени доносились раскаты грома. Небывалое зрелище совсем парализовало Нламинера — сил хватило только на то, чтобы не кинуться без оглядки подальше от такого дива.