Пригоршня вечности
Шрифт:
Он так и не нашел в себе храбрости дотронуться до тучи рукой и предпочел отвернуться и пойти к Театру. Несколько раз оборачивался — туча лениво плыла своей дорогой, и размеры ее были просто потрясающими. Судя по всему, ползти над одним и тем же местом ей предстояло несколько дней.
Только теперь он заметил, что и обычные облака тоже плывут чуть-чуть ниже уровня его головы. Все остальное — деревья, кусты, даже птицы, которые в изобилии летали вокруг, — было нормального размера, и острое чувство нереальности долго не отпускало Нламинера.
Он не решился пройти насквозь ни одно облако и предпочитал обходить их за несколько шагов. По пути он пытался запоминать ориентиры, если случится возвращаться той же дорогой, но постепенно приходил к выводу, что эта затея напрасна. Где бы ни был он сейчас, это все одно с Лугами, с мертвой пустошью вокруг здания с бессчетным количеством дверей, с Библиотекой и Портом… Интересно, а что там за дверью, помеченной «Ралион»? Привычный ему мир или такое же место, где ни один закон природы не является обязательным?
«Узнаем в свое время», — думал Нламинер, постепенно приближаясь к растущей громаде Театра. Искушение воззвать к какому-нибудь божеству было сильным, но он сумел его побороть.
Она летела куда-то сквозь пространство, лишенное материи.
Чем-то это походило на астральное путешествие, но на сей раз полет был неуправляемым.
Ее «тело» непрерывно вращалось, далекие зарницы освещали призрачным сиянием «небо», и многочисленные более светлые пятна проносились мимо. Возможно, это были «спуски» в физическую проекцию, возможно, что-то еще — понять это не представлялось возможным. От прежней Риссы сейчас оставался только разум в чистом виде, без всего прочего. Что-то, что для физического тела казалось бы ледяным ветром, влекло ее по никому не ведомому пути.
В момент «отрыва» от физического тела всякий, кто практиковал астральную проекцию, испытывал поначалу сильный шок. Разъединение духа и тела, мыслящей сущности и ее носителя никогда не проходило безболезненно. Со временем можно было привыкнуть к этому довольно болезненному ощущению, как хронически больной свыкается со своими неудобствами. Полностью избежать этого было нельзя.
Но теперь, однако, судя по всем признакам, она совершала астральный полет — безо всякого нервного укола. Это было поразительно, и, вероятно, именно эта мысль пробудила Риссу. Слишком стремительно «унесло» ее сюда, и слишком настойчиво неизвестный до сих пор голос убаюкивал ее, предлагая вечный отдых и покой.
Очнувшись, она ощутила пронизывающий «холод», которым было сковано все ее невидимое «тело».
Осознав себя, она смогла остановить вращение вокруг своей оси и принялась изучать окрестности.
Очень скоро стало ясно, что она движется по спирали, постепенно ускоряясь и приближаясь к загадочной центральной точке ее орбиты. Повернувшись «лицом» (скорее по привычке, чем по необходимости: в астральной проекции мыслящее существо смотрит одновременно во все стороны) к центру «притяжения», она заметила странную темно-фиолетовую вращающуюся туманность, куда ей предстояло упасть.
Попытавшись мысленно остановить свой спиральный полет, она убедилась, что каждая такая попытка приводит только к ускорению движения. Какие бы методики, способы концентрации, мысленные приказы она ни отдавала, на каждую попытку остановить движение неведомая сила отвечала противоположным действием.
Тогда Рисса, секунду поколебавшись, прекратила сопротивление и убрала все ментальные барьеры, которые привыкла воздвигать, проникая в астральную проекцию. Как правило, в любом месте проекции есть обитатели, которых притягивает временно «необитаемое» тело. Беспечность может дорого обойтись. Здесь же, когда физическое тело было неведомо где, на это можно было пойти.
И случилось чудо: ее движение почти прекратилось. Исчез жуткий холод, оставалась только равнодушно вращающаяся туманность да светящиеся дыры-окна, украшающие «небесную» сферу. Рисса поймала одну из них взглядом, и тут же непреодолимая сила повлекла ее навстречу быстро приближающемуся окну. Инстинктивно она дала приказ невидимым мускулам защитить руками лицо, но в следующий момент окно уже закрывало собой полнеба. И тогда застывшая картина, которую она увидела сквозь окно, ожила.
Словно в древнем килиане, где не было звуков и порой не было красок, картина была немой.
Рисса увидела незнакомое небо, почти чисто сиреневого цвета, и приземистые, ветвистые деревья. Впрочем, какими бы странными ни были иные миры, везде были деревья, везде была трава, птицы, животные. Глаза и сознание быстро привыкали к новым формам. По крайней мере, ее глаза и сознание: смежные реальности были ей знакомы, и то, что приводило другие расы в суеверный ужас, для хансса и некоторых других рас было столь же обыденным, как порталы, големы — неутомимые работники на все руки, ковры-самолеты и прочие достижения цивилизации. Разница была в точке зрения.
Изящное строение под открытым небом было, несомненно, храмом. Человекоподобные существа, с иссиня-черной кожей и коротким мехом, покрывавшим почти все тело, участвовали в неком неизвестном обряде. Точка зрения сместилась, и в кадре появилась изящная представительница прекрасного пола, державшая за руку ребенка. Женщина стояла перед небольшим возвышением (алтарем?), на котором находилась хрупкая на вид статуя — летящее крылатое четвероногое существо с оскаленной пастью. Жрец со своей свитой приблизился к возвышению с другой стороны и, судя по движениям губ, принялся что-то читать. Статуэтка, казалось, ожила и засветилась всеми цветами радуги.
И это будет всегда, подумала Рисса. Всегда будут боги и им поклоняющиеся, всегда у смертных существ будет необходимость опереться на что-то более постоянное, универсальное, всеобъемлющее.
В этот момент ребенок сумел освободиться от руки своей матери и потянулся к сверкающей, переливающейся игрушке, что манила его.
Несколько человек бросилось к алтарю со всех сторон.
Слишком поздно. Ручки уже сомкнулись на постаменте статуэтки. Кто-то успел поймать ребенка за руку, но безуспешно. Статуэтка покачнулась и, упав на каменный пол, взорвалась дождем из сотен сверкающих брызг.