Пригоршня вечности
Шрифт:
— Нет, — ответил наконец Токссар. Эзоксу позади Нламинера шепнул:
— Все идет по плану. Он не заметил подделки. Если бы он действительно был богом, то обязательно заподозрил бы неладное.
— А если Судьи его поддержат? — спросил Нламинер, не оборачиваясь.
— Тогда приду я и объявлю, что Суд неправомочен, поскольку мое место занимает кто-то другой.
— Похоже, вы все тщательно продумали, — фыркнул Нламинер.
— Я надеюсь, — скромно отозвался Эзоксу.
— Судьи имеют замечания к истцу? — спросил «Эзоксу», одарив каждого из Судей вежливой улыбкой.
— Он не перепутает слова? — спросил Нламинер.
— Я заставил его повторить трижды, — усмехнулся бог. — Можешь не беспокоиться. Моя роль здесь — самая простая.
— Неужели они не видят его спутника? — удивился Нламинер.
— Не видят только Судьи, — пояснил Эзоксу. — Это тоже козырь в наших руках. Истцу полагается приходить одному.
Судьи возражений не имели. Нламинер видел довольную улыбку на губах своего двойника, заметил он и едва видимый кивок, которым Токссар поддержал своего союзника.
— Назовитесь, истец, — предложил «Эзоксу». Когда это произошло, некоторые из богов обменялись удивленными взглядами. Только Андринкс, Зартин и Палнор оставались равнодушными. Божества Хаоса, Кунди и Янати, улыбнулись друг другу и взялись за руки. «Не хотел бы я с ними встретиться», — подумал Нламинер.
— Изложите свои требования, — предложил «Эзоксу» и, не моргнув глазом, выслушал требования отставки на Ралионе более чем семи божеств. Включая самого Эзоксу. Теперь наступила очередь Токссара тихо радоваться, глядя на изумленные лица богов.
— Судей просят ознакомиться с деталями требования истца, — невозмутимо продолжал «Эзоксу». В Зале повисла гробовая тишина. Пока Судьи вчитывались в обширное описание, все остальные молчали. Ни один звук не нарушал хода мыслей — только едва заметный шорох бумаги.
— Мне как-то не по себе, — произнес Нламинер вполголоса, глядя на сосредоточенные лица Судей.
— Мне тоже, — отозвался Эзоксу. — Как-никак мне тоже грозит изгнание.
— Но ведь остаются остальные миры?
— Ты думаешь, претендент потребовал только Ралион? О, не сомневаюсь, что его аппетиты гораздо обширнее. В любом случае изгнание — очень неприятная вещь. Можешь верить, можешь не верить.
…Ритуал Суда продолжался, казалось, бесконечно. Наконец «Эзоксу» взял в руки символ Весов — символ правосудия — и объявил:
— Уважаемые Судьи, просьба ответить, поддерживаете ли вы требования истца.
— Да, — ответил твердо один из Судей, и Нламинер заметил, как вздрогнул Эзоксу. Токссар старался сохранять безразличное выражение лица.
— Да.
— Да.
— Нет, — отозвался следующий Судья, и теперь вздрогнул Токссар, а на лице его появилась растерянность.
Все остальные сказали «нет».
Уж лучше бы Эзоксу было явиться в своем традиционном облике — пернатого змея. Тогда, подумал Нламинер, с неприязнью глядя на бога, у его лица не было бы такого самодовольного выражения.
— Ну, вот и все, — сказал Эзоксу, потирая руки. — Теперь ему будет над чем задуматься. До встречи, смертный. Не сомневаюсь, что мы еще увидимся. — Он помахал весело рукой и исчез.
— До встречи, смертный, — передразнил его Нламинер, когда Эзоксу скрылся из виду. — Надеюсь, что мы не скоро увидимся, о Всезнающий! Как вы, все бессмертные, мне надоели!
Ему едва хватило времени спрятаться, когда наружу вырвался разъяренный Токссар и устремился куда-то в чащу, ударами ладони сшибая на ходу деревья.
«Если он тебя заметит слишком рано, то твоя удача точно закончится», — сказал себе Нламинер, следуя за ним и своим мрачным двойником на почтительном расстоянии.
Токссар испытывал одновременно страх и ярость.
Ярость — понятно. Остальные боги все же смогли его перехитрить. Что делать с ними — тоже понятно, но на это снова нужно время, и почему вдруг стали рушиться его планы?
Прежде все, что он задумывал, свершалось в точности и никаких непредвиденных последствий не проявлялось.
Он потребовал, чтобы Впервые Рожденный пришел на Ралион, где его, Токссара, микроскопическое влияние все же было самым сильным, — и так оно и случилось. Правда, немного не совпало время и место — но это уже мелочи.
Он потребовал, чтобы того хорошо подготовили к восприятию правды о его происхождении. И это правда. Так оно и случилось.
Он поставил ловушку, запретив произносить свое имя, — и его бесполезная уже спутница блестяще в нее попалась. Вряд ли теперь ее ждет возрождение.
Он призвал одного из самых мощных магов, что когда-либо являлись на свет, — и бесценная физическая оболочка Впервые Рожденного заполнилась тем, кем нужно. Незримый для богов и предсказателей, Нлоруан оказал ему немало ценных услуг. Скоро, правда, он потребует платы — но все это уже разрешимые проблемы!
Он навлек проклятие Хаоса на Впервые Рожденного — и теперь тот будет уничтожен, едва лишь осмелится ступить туда, где имеют влияние Владыки Хаоса.
Все было готово! Все Судьи были обработаны, чтобы произнести нужное слово в решающий момент. И вот — провал.
Он метался по своей обширной резиденции, бормоча проклятия, а Нлоруан стоял и бесстрастно смотрел на все это.
Нламинер стоял перед дверью в жилище лже-Токссара и готовился войти внутрь.
Правда, правильнее было бы назвать эту дверь стеной. Ни щелки, ни замочной скважины, ни ручки. Предыдущая, украшенная множеством зловещих надписей и снабженная десятками смертоносных ловушек, открылась без единого возражения и безо всякого сопротивления, едва он прикоснулся к ней старинным ключом со множеством инкрустаций.