Пригоршня вечности
Шрифт:
Они вновь пожали друг другу руки, и Нламинер открыл невидимую до поры дверцу рядом со столом, за которым он провел немало времени.
За дверцей открывался чудесный лес, где все искрилось и переливалось на солнце — видимо, недавно прошел дождь. Нламинер ступил на тропинку, что змеилась среди деревьев, и оглянулся. Дверца захлопнулась за его спиной бесследно.
Впереди возвышалось высокое здание, на фасаде которого даже издалека можно было увидеть множество изображений. Одно было знакомо Нламинеру — весы.
Судя по всему, Театр выполнил свое обещание. Вся усталость, которая накопилась в его сознании за долгие дни, проведенные в Театре, быстро рассеялась, когда он сделал несколько первых шагов. Над ним было небо — настоящее небо. Настоящие птицы летали вокруг, и настоящая жизнь текла своим чередом. «Надеюсь, что я тоже настоящий», — сказал про себя Нламинер и решительно направился к зданию.
Боги приходили по одному.
Эзоксу, Главный Судья, прибыл первым и сидел в просторном зале, рассматривая украшения, размышляя о том, что предстоит сделать. Здесь он становился на какое-то время личностью — не всеми теми Эзоксу, что присутствовали одновременно в мириадах миров, ему доступных, а собой. Тот образ, под которым он был известен, некогда был смертным существом. Никому не ведомо, где пролегает грань между смертным и богом, хотя однажды Эзоксу-смертный ее пересек. Но даже ему, Всезнающему, не было дано узнать этого.
Вторым прибыл Легнар, он же Палнор, он же владелец тысяч других имен, — бог воров, музыкантов, исследователей, художников… Некогда самостоятельные олицетворения всех этих родов деятельности во всех видимых Палнору мирах постепенно становились его ипостасями. Одет бог воров был в неизменные лохмотья и, как всегда, держал в руке свою любимую флейту.
— Я, значит, самый первый, — произнес он, оглядываясь, и поправился, обнаружив Эзоксу. — Точнее, самый второй. Привет, Судья. Не возражаешь, если я тут немного сыграю?
— Можешь похитить мое беспокойство, — усмехнулся Эзоксу. Здесь, в Зале Суда, никто из божеств не мог использовать свои атрибуты, что ставило всех в равное положение. Но музыка Палнора, лишенная всех ее коварных магических свойств, все же оставалась непревзойденной.
Палнор кивнул и, усевшись на одно из мест для Судей, тихонько заиграл что-то тихое и жалобное.
А затем пошли все остальные — их соседи по Ралиону, включая таких редких гостей, как божества Хаоса, и некоторых богов из числа тех, которым Ралион не был доступен.
Истца все еще не было, и, пока в Зал не начали заходить Судьи, боги беседовали, делились новостями, рассказывали забавные истории. Здесь они не имели власти — и не могли враждовать. Зартин, Владыка Драконов, держался особняком, но и на него произвело впечатление мастерство Палнора. Впрочем, подходить к Палнору вплотную он, как и Элиор, не решился.
Нламинер наблюдал, как Судьи и масса другого народу — все очень странно и по-своему выглядели — входили в здание. Собственно, дверей не было: просторная арка служила входом в единственное помещение, но не оставалось сомнений, что здесь и происходит Суд Смертных. И не всякому дано войти туда.
Риссы поблизости не было. «Надеюсь, что с ней все в порядке, — подумал Нламинер. — Хотя ее совет сейчас был бы как нельзя кстати!»
Токссар и его помощник, Нлоруан, прибыли последними. Притаившись за колонной, Нламинер следил за тем, как они вошли, и на его глазах Нлоруан стал почти прозрачным, войдя под арку. Все остальные присутствующие были вполне материальны и непрозрачны. Почти все — если не считать Андринкса в облике белого ящера — приняли человеческий облик. Токссар не был исключением. В одной руке он нес ветвь дерева, в другой — изогнутый посох, свой культовый знак.
Нет, поправил себя Нламинер. Тот Токссар был подлинным владельцем этого культового знака. Этот же — самозванец, который пытается присвоить то, что присваивать не положено.
Сам он не смог войти под арку — что-то не впускало его, — да в том и не было нужды. Ему все было прекрасно видно и слышно. Его самого из помещения не было видно — по крайней мере, Нламинер на это надеялся.
Он приготовился наблюдать за тем, как пойдет Суд, как кто-то осторожно тронул его за плечо. Он обернулся… Надежда ожила в нем и тихо растаяла вновь. Это была не Рисса.
Человек в небрежно наброшенном плаще, почти полностью облысевший и мягко улыбающийся, приветствовал его.
— Интересно? — полюбопытствовал он.
— Еще как, — мрачно ответил Нламинер, пытаясь понять, с кем говорит.
— Я помогу тебе. — Человек подмигнул, и в одной руке его появился свиток, а в другой — прозрачный кристалл. Нламинер тут же узнал его и несказанно поразился.
— Эзоксу! — Он взглянул в Зал. На месте Главного Судьи уже сидел Эзоксу. — Кто же тогда…
— Тс-с-с. — Эзоксу прижал палец к губам. — Там один наш общий знакомый. Говори потише, а то кое у кого могут быть слишком длинные уши.
— Ничего не понимаю, — честно признался Нламинер. — Что за знакомый? Неужели вы собираетесь расстроить Суд? Что, богам все позволено? — Он почти кричал.
— Не так громко. — Эзоксу недовольно поджал губы. — Богам позволено не все. Но можешь не возмущаться: тот, кто все это подготовил, тоже не бог. Так что все останутся довольны.
Нламинер потрогал золотую цепочку, которая по-прежнему отказывалась покидать его шею.
— И что тогда делать? — спросил он и ощутил, насколько глупо он выглядит.
— Слушать, — указал Эзоксу рукой. — Ждать. Теперь все зависит от Судей.
И они принялись смотреть и слушать.
— Истец имеет какие-либо замечания к Судьям или ответчикам? — задал вопрос лже-Эзоксу.
Токссар оглядел зал, подолгу останавливаясь взглядом на каждом из богов. Гвайя, с крыльями, изображенными на ее одежде, насмешливо прищурилась, когда холодный взгляд скользнул по ней. Дольше всего Токссар изучал Палнора. Тот напустил на себя маску смертельной скуки и выразительно зевнул. Нламинер почувствовал, как, несмотря на важность происходящего, его обуревает смех.