Приговор Лаки
Шрифт:
– Я… я не знаю, – ответила Бриджит, но как-то неуверенно. – Мне нужно посоветоваться с Карло.
– Что, теперь за тебя все решает Карло? – резко спросила Лаки, не сумев сдержать раздражения.
– Я давно выросла, Лаки, – стремительно парировала Бриджит. – И способна сама отвечать за себя.
С чего ты взяла, будто Карло что-то за меня решает?
– Просто ты никогда раньше так со мной не разговаривала. Вот почему мне кажется, что ты повторяешь чужие слова.
– Я думаю, Карло тебе понравится, – перевела разговор Бриджит. – Представь себе, он граф, и очень красивый. И еще он итальянец.
– Но послушай, Бриджит!.. – воскликнула Лаки, чувствуя, что ее охватывает паника. – Человек – это не только внешность, титул или национальность. Человек должен быть…
– Не сердись на меня, Лаки, – неожиданно жалобным тоном проговорила Бриджит. – Я не вынесу всего этого, если еще и ты будешь на меня сердиться!..
Ее голос звучал трогательно и беззащитно. Сейчас она была гораздо больше похожа на себя прежнюю, и Лаки сразу смягчилась.
– А что будет с твоей карьерой? – поинтересовалась она, прекрасно зная, как много значил для Бриджит успех на поприще модельного бизнеса. – Я разговаривала с твоим агентом, и мне показалось, что он не очень доволен твоим исчезновением. Я бы на твоем месте позвонила ему и сообщила, где ты есть и что с тобой.
– Карло не хочет, чтобы я работала, – ответила Бриджит все тем же бесцветным и ровным голосом. – Он говорит, что в этом нет необходимости.
– Но почему? Может быть, он ревнует?.. – Последовала пауза. – Только не говори мне, что вышла замуж за ревнивого итальянца!
Хуже сочетания и не придумаешь!
– Просто Карло очень любит меня, – сказала Бриджит без всякого воодушевления. – Ведь это – самое главное, не так ли?
«Господи, она все такая же – открытая и наивная! – подумала Лаки с досадой. – Когда она наконец поумнеет? Сколько можно совершать одни и те же ошибки?»
Трубку она положила в уверенности, что Бриджит попала в руки очередного негодяя, которому нужны ее деньги, ее красота, ее тело, но не она сама. И ей оставалось только молиться, чтобы это было не так.
Впрочем, рассудила Лаки, скоро они оба приедут в Лос-Анджелес – вот тогда и поглядим.
Но отчет детективного агентства, поступивший к ней буквально на следующий день, подтвердил самые худшие опасения Лаки. Согласно сведениям, которые удалось добыть сыщикам, Карло Витторио Витти принадлежал к благородному, но обедневшему роду. В Риме его знали как отчаянного бабника, бездельника и авантюриста. Громкий скандал с убийством, в котором тоже была замешана женщина, вынудил его уехать в Лондон, где вскоре было объявлено о помолвке Карло Витторио Витти с одной из богатейших невест Англии, которая, к несчастью для Бриджит, была далеко не красавицей. По сведениям детективов, помолвка была неожиданно разорвана вскоре после того, как Карло встретился с Бриджит в Лондоне.
Итак, поняла Лаки, графу Витти скорее всего нужны были деньги ее приемной дочери. Красота Бриджит, ее имя, мягкий, покладистый характер были лишь приятным довеском к миллиардам Станислопулосов.
Деньги и власть – таковы были две вещи, ради которых итальянские мужчины готовы были пойти на любое преступление. И это преступление совершилось почти на глазах у Лаки, а она никак не могла помешать этому. Оставалось только ждать
Но теперь она глаз не спустит с этого подонка, она будет следить за каждым его шагом до тех пор, пока он не совершит ошибку.
И тогда она начнет действовать.
Глава 4
– Надеюсь, ты не собираешься надеть это? – раздраженно бросил Карло, входя в гостиную нью-йоркской квартиры Бриджит.
– А чем тебе не нравится мое платье? – откликнулась Бриджит, машинально оглаживая складки на бедрах и поправляя длинные, свободные рукава.
– В этом платье ты выглядишь толстой.
– Но я и есть толстая, – объяснила Бриджит Спокойно. – Я на четвертом месяце, уже должно быть видно…
На самом деле она была совсем не толстой, напротив – ее болезненная худоба так и бросалась в глаза. Только живот у нее слегка округлился, все остальное – лицо, плечи, руки – было худым, острым.
Кожа Бриджит стала бледной, бескровной, а голубые глаза на похудевшем лице горели лихорадочным огнем. При этом она все еще оставалась красивой, но это была уже другая Бриджит. Два месяца назад лицо Бриджит так и дышало здоровьем, теперь же она была типичным «героиновым ангелом», и ее красота казалась хрупкой, призрачной.
И это было неудивительно. Героин, которым Карло регулярно пичкал Бриджит, убивал ее медленно, но верно. В ее теле не осталось никаких жизненных сил – отравленная кровь, которая текла в жилах Бриджит, притупляла все чувства и желания, кроме желания уколоться, да и то возникало в ней, только когда кончалось действие предыдущей инъекции.
– Хорошо, я сейчас переоденусь, – покорно ответила Бриджит, подумав о том, что в любом случае ей придется надеть что-то с длинными рукавами, чтобы прикрыть исколотые руки, на которых уже начали проступать набухшие, «стеклянные» вены.
– Да-да, переоденься, – кивнул Карло и, отпив глоток мартини из бокала, который держал в руке, окинул Бриджит критическим взглядом. – Теперь ты графиня, – добавил он, – и я требую, чтобы ты соответствовала своему новому положению. В этом платье ты выглядишь не как графиня, а как дешевая путана.
Бриджит ничего не ответила. Карло бывал с ней нежным и любящим, но иногда он вел себя как дикий зверь, а она так и не научилась угадывать, каким будет его настроение в следующую минуту.
Иногда он казался ей самым удивительным мужчиной на свете, но порой она ненавидела его лютой ненавистью.
Но ни в том, ни в другом случае ослушаться его Бриджит не смела и покорно исполняла все, что он от нее требовал. Сердить Карло не стоило: приступы бешенства, которые овладевали им каждый раз, когда она пыталась ему перечить, пугали ее чуть не до обморока, к тому же Карло не стеснялся пускать в ход кулаки и все, что только попадалось ему под руку. И тогда Бриджит приходилось худо.
Расстегивая пуговицы на лифе платья, Бриджит протяжно вздохнула. Как ни крути, Карло стал для нее самым главным человеком в мире, потому что только через него она получала наркотик, приносивший с собой приятную эйфорию и желанное забвение. В ее жизни не было ничего важнее, чем шприц с раствором, дарившим ей радость, блаженство, покой.