Приговор воров
Шрифт:
Почему-то этот факт, что умирать ему придется полуголым, больше всего угнетал Щукина.
– Сволочи, – проговорил он, неизвестно к кому обращаясь.
В особняке «Орлиное гнездо», в подвале которого страдал смертной тоской Николай Щукин, с самого утра царило оживление. Подвыпивший Петя Злой суетился часов, наверное, с восьми, что было удивительно, потому что Петя никогда раньше полудня не просыпался. Взамен сбежавшего повара Ли-си-цына был приглашен известный в городе кулинар Гуревич, которого перехватили у самого его дома – Гуревич как раз ехал на работу в ресторан «Российский», лучший ресторан в городе.
Когда в его машину, остановившуюся на красный сигнал светофора, сели два бритоголовых парня, Гуревич принялся было возмущаться и кричать. Он пытался даже вызвать милиционера, но, получив пару крепких ударов по затылку, замолчал, подумав, что лучше один день прогулять работу и поработать на другой кухне – тем более обещали немного заплатить, – чем сопротивляться и получить еще несколько таких же ударов, а может быть, даже пулю.
Смирившись с судьбой, Гуревич вывернул руль своего автомобиля и поехал туда, куда указывали ему парни.
«И где это „Орлиное гнездо“? – сердито думал Гуревич, крутя баранку и чувствуя позади себя спокойное пыхтение крутоплечих парней. – За город уже выехали. Наверное, нам еще далеко ехать».
Однако он ошибался. Ехать ему осталось совсем немного. Как только дорога запетляла меж скал, машину Гуревича остановил какой-то странный человек, выбежавший на дорогу и размахивавший руками с такой силой, будто пытался взлететь.
Завидев этого человека, Гуревич затормозил, несмотря на протестующие вопли парней с заднего сиденья. Гуревич действовал инстинктивно – он довольно часто, несмотря на хорошие заработки, подвозил на своей машине подгулявших курортников.
Но как только машина Гуревича остановилась возле человека, ее владелец понял, что зря он не проехал мимо. Потому что странный человек, вместо того чтобы заискивающе начать объяснять, куда ему нужно ехать, достал пистолет и хладнокровно перестрелял волновавшихся на заднем сиденье братков.
После этого, не убирая дымящегося пистолета, странный человек уселся в машину рядом с Гуревичем и заговорил с ним – спокойно, будто это и не он только что убил двух человек.
Полумертвый от страха повар, запинаясь, отвечал на все вопросы этого человека, а когда беседа закончилась, тот просто поднял свой пистолет и прострелил не успевшему даже удивиться Гуревичу голову.
После этого Рустам – а этим странным человеком был, конечно, Рустам, – действуя быстро и энергично, выволок из машины все три трупа и бросил их с кромки дорожного серпантина в разбивающиеся далеко внизу волны. Затем, как мог, тщательно уничтожил следы крови в салоне автомобиля, сел за руль и поехал в том же направлении, в каком везли покойного Гуревича покойные братки.
«Повар так повар, – думал Рустам. – Не все ли равно, каким образом я попаду в особняк? Как я узнал от этого кренделя, в особняке теперь какое-то большое торжество и ожидается приезд гостей. Для этого повар и был вызван. Ну, так мне легче будет затеряться. Тем более никто и никогда не видел меня в лицо».
Очень скоро он был уже у ворот «Орлиного гнезда» и ровным голосом, не сбиваясь ни в каких деталях, объяснял, как получилось, что вместо одного человека – Гуревича – приехал другой (Гуревич болен и попросил Казбека, тоже очень известного повара, поехать вместо него), а куда подевались двое братков, после того как они с ним – с Казбеком – поговорили, он не знает.
В конце концов его впустили, конечно. Даже пошли проводить, показывая, где кухня. И как только Рустам-Казбек остался один, он тут же достал из кобуры свой пистолет и, сняв его с предохранителя, осторожно заткнул за пояс, чтобы в любой момент можно было его выхватить.
Петя Злой зашел к Щукину в подвал в первом часу дня. Был Петя уже слегка пьян, но не настолько, чтобы пошатываться, что-то с хрустом жевал и казался очень довольным.
– Скучаешь? – осведомился Петя, запирая за собой дверь. – Недолго тебе осталось. У тебя же Филин был? Он тебе полный расклад дал, наверное. Да ведь? Чего молчишь?
«Броситься бы сейчас на него и задушить, – подумал все так же лежащий на полу Щукин. – А там будь что будет. Все равно мне не жить. Так этого урода с собой утащу».
Полностью захваченный своей идеей, Щукин уже приподнялся на локтях, но Петя, уловив что-то такое в его глазах, проворно отскочил в сторону и вытащил из-за пояса пистолет.
– Что? – захохотал в лицо Щукину Петя. – Побрыкаться захотелось? Попробуй. Нет, правда, попробуй! Убивать я тебя сейчас не буду. Только руки и ноги прострелю. Чтобы лишний раз не дергался.
Щукин снова улегся на пол.
– То-то! – ухмыльнулся Петя, но пистолета не убрал. – А гости уже почти все съехались. Понимаешь, что это значит для тебя? Ага! – кивнул он, хотя Щукин ничего не сказал. – Кранты тебе, значит. Я тебя в обмен на получаемую власть передам ворам. А они уж из тебя вытащат всю информацию насчет записки. А ты думал! И не таких ломали. Устроят тебе лягушачьи лапки. Это когда острым ножом отрезают большой палец, но не до конца, а так, чтобы он на кожице болтался. И вправду очень на лягушачьи лапки похоже. Или «фанданго», это тоже очень весело. Отрубят ступни и танцевать заставят. Воры на это дело мастера.
Петя Злой икнул и продолжал:
– Жестоко, скажешь ты? Конечно, жестоко. Так весь наш мир жесток, чего же ты хотел?
Петя вдруг замолчал, оглянулся на дверь и заговорил шепотом:
– Думаешь, и Седой своей смертью подох? Дружок твой? Ничего подобного! Я, как только узнал, что он тебе всю свою власть оставить хочет, прямо как взбесился. Трое суток подряд старика уговаривал не глупить! Я же не знал, что воры на сходняке все равно тебя приговорили и ничего ты не получишь. Седому-то они дали согласие – чтобы он весточку тебе отправил от себя, этой весточке ты бы поверил. А как только ты в городе объявился бы, они бы тебя – чик. Вот, а я этого не знал. Дурак тогда был. Потому что у меня положение невысокое было. А теперь я свою эту… как ее… компетентность доказал, и они меня тут главным поставили. Да, было дело… Немного яду старику в кофе – и все дела. Потом я, конечно, бегал, суетился, вызывал врача. Врач взял кровь на анализ, да анализ провести не успел. Когда со своими пробирками дорогу переходил – шел в больницу, я его на тачке – р-раз и переехал. И все. И кто теперь разберет, где кровь врача, а где Седого? Если все пробирки разбились и башка врача тоже – напополам. Хе-хе… Н-ну, как тебе? Предприимчивый я, правда?
– Говно ты мировое, – медленно и лениво выговорил Щукин. – Мудак последний. Жалко, что я подыхаю. А то тебе бы первому каюк пришел.
Петя, который явно хотел сказать что-то еще, подавился своими словами.
– Дерзишь? – зашипел он, размахивая рукой, в которой был зажат пистолет. – А хочешь, я сюда пацанов позову? С напильничками и автогеном? Чтобы тебе последние минуты жизни медом не казались? И ори сколько хочешь, в этой комнате полнейшая звукоизоляция. Да если бы звукоизоляции и не было… Всем приятно послушать, как знаменитый Щукин орет и корчится от боли… Хочешь, я тебе такое устрою? Хочешь, сука? Чего замолчал? Обосрался? Да тебе и подтереться нечем, если и вправду обосрешься, – в одних трусах, даже без штанов. И босиком… Чего молчишь, говорю?! Чего, сука грязная, молчишь? А давай, мои пацаны тебя огуляют? Пидором сделают напоследок. А потом, когда ты подохнешь, я лично на могилке напишу – здесь лежит Щукин Коля. Пидор. Хочешь?