Приговор
Шрифт:
Всё было в порядке. Кэтрин тоже могла бы адаптироваться. Она могла не выпускать свои цели из виду, тайно контролируя ситуацию. Кроме того, что Клэр, что Антона было легко читать и играть ими. И хотя это напоминало игру в покер с высокими ставками, это больше походило на вариацию покера Старая дева. Залог успеха заключался в знании противников. А тот факт, что они не знали, что являлись противниками, также помогал её стараниям.
Кэтрин знала Антона лучше, чем он сам. Она знала его пределы и его потребности — не сексуальные, конечно же. Нет, Кэтрин понимала тягу Антона к контролю. Это было его негласное желание походить на Натаниэля. Дед, которого он знал, доминировал над всем и всеми. Кто-то мог сказать,
Оглядываясь назад, этот недочёт оказался очень выгоден Кэтрин. Она могла подогревать потребность Антона и играть на его импульсивности. По правде говоря, это было забавным противоречием. Для человека, который гордился собой за своё умение контролировать, с правильным нажатием на спусковой крючок, он мог потерять все. Антон не монополизировал права на импульсивность. Кэтрин также могла продолжать играть на импульсивности Клэр.
Чтобы манипулировать — и делать это очень хорошо, человек должен понимать мотивацию противников. У Антона было выработанное годами стремление угодить Натаниэлю. Клэр была намного проще. Она искала общения и любви. Самый лучший ход со стороны Кэтрин, который она когда-либо делала, было отправить Карлоса в комнату, пока Антон был в отъезде. Оглядываясь назад, этот ход был по-настоящему гениальным. В какой-то мере, Кэтрин понадеялась, что поспособствует текущей ситуации Клэр.
Импульсивность Клэр повернула ключ в той машине, на которой она уехала из поместья. Та же самая импульсивность привела ее к сожжению документов, которые были доставлены ей в тюрьму. По крайней мере, она ознакомилась с ними перед тем, как уничтожить. Эта самая информация стала семенем, которое позже выросло до ее впечатляющих исследований, проведённых ею, и проросло в доказательную базу для полиции.
Помимо импульсивности, Клэр доказала своё исключительное повиновение. Записка в коробке сказала ей, чтобы она ознакомилась со всем содержимым — конечно же — она прочитала всё. Кэтрин признала, что манипулировать Клэр было забавно. После того, как она ушла и оказалась в тюрьме, Кэтрин даже скучала по ней. Рассеянность Клэр и Антона на протяжении всей партии игры была самой лучшей частью. Это было особенно актуально в начале, когда он считал, что Клэр узнала его достаточно хорошо, чтобы вести себя соответственно, а Клэр страшилась его реакции в случае, если оступится. Ни один из них не осознавал, что Кэтрин была той, кто устанавливал правила — это было идеально.
Если бы губернатор Босли не даровал помилование Клэр, Кэтрин верила, что Клэр воспользовалась бы информацией из коробки, чтобы разоблачить Антона. Знание в сочетании с изоляцией подогрели бы жажду Клэр к возмездию. В конце концов, а кто бы не захотел отомстить после всего, что пережила Клэр?
Это было так давно, что Кэтрин позволила себе удивиться, потому что именно в тот период её план получил неожиданный поворот. Антон был расстроен; его злость достигла апогея. Клэр должна была испытывать гнев. Они должны были работать над тем, чтобы уничтожить друг друга. А произошло совсем по-другому. И они не только не стали врагами, их поведение друг с другом изменилось кардинально.
Кэтрин поощряла возвращение Клэр в поместье только по одной причине — вмешаться — вернуть всё на круги своя; однако, мягкая, смиренная Клэр не вернулась. О, не потому, что она стала внезапно громкой и неуправляемой. Она также не была послушной и покладистой. Та, какой она стала, бесила Кэтрин. Клэр была Николс, которая посмела подумать, что она хозяйка дома! Она была Николс, которая забеременела ребёнком Роулза!
В 1985 на её месте была Кэтрин. Она была той, кто вынашивала ребёнка Роулза и терпеливо ждала возможности стать хозяйкой дома. Как никак, Шаррон больше не было. Ну, хоть она не была мертва; тем не менее, её не было. Наблюдение за тем, как медленно умирала женщина, было мучительным. Кэтрин поклялась, что никогда в жизни не позволит произойти такому с тем, кого она любила.
Тогда же, в том же году, это всё у неё отобрали. Не всё — у неё всё ещё оставался Натаниэль. Он научил её, как работал этот мир, и показал ей, что её любят. Это были дары, которых она никогда не получала со стороны своей семьи. Когда Натаниэль подарил ей документ на право собственности автосалоном её отца, это был самый дорогой подарок — самый дорогой, который кто-либо делал ей. Он показал, что его любовь была безграничной; он сделает всё, чтобы она была счастлива. Кэтрин чувствовала то же самое. Не существовало никаких границ, которые она бы не преодолела ради Натаниэля — даже сегодня. Кэтрин никогда не позволит какой-то Николс жить в доме Натаниэля и родить ребёнка. И неважно, что дом Натаниэля был в Нью-Джерси. Поместье, в котором она жила, было достойной копией. Кэтрин была честна, когда поощряла строительство поместья Антоном, и говорила ему, как гордился бы им Натаниэль — он не был бы разочарован.
Пока кончики пальцев Кэтрин пробегались по краешкам личных файлов в ящике стола, она подумала об одной вещи, которую она не сделала для Натаниэля. Теперь, когда она на самом деле занимала то самое место, где он хотел её видеть, Кэтрин Мария задолжала ему сделать то, чего он от неё хотел. Он хотел, чтобы она связалась со своей дочерью. Он хотел, чтобы Мария растила свою девочку — но этот корабль уже уплыл.
Она пробежалась глазами по написанным именам. Их было так много. Как же выяснить, какое из них принадлежало её дочери? Кэтрин увидела своё собственное имя. Возможно, в этом файле была подсказка. Когда открыла файл, она испугалась, что её сердце перестанет качать кровь. Подчерк принадлежал не Антону. Кэтрин знала его манеру письма так хорошо, что легко могла подделать. Это был подчерк Натаниэля.
Вписанным на полях контракта было имя Софии Росси. Кэтрин пересмотрела папку вновь. Но единственная София, фигурирующая там, была София Бёрк. Внезапно она больше и не вспомнила о любви своего мужа, она вспомнила о его мести. Бёрк? Бёрк? Об этом не может быть и речи, чтобы её дочь была связана с Джонатоном Бёрком.
Кэтрин вынула файл Софии Бёрк и открыла папку. Над напечатанным именем София Росси шла надпись София Росси Бёрк… Кэтрин поискала. Там было огромное количество устаревшей информация. И всё же, на второй странице вверху над текстом от руки был записан номер телефона. Кэтрин не смогла устоять; она воспользовалась не определяющимся домашним телефоном.
Дерек ответил на звонок на мобильный телефон жены. Прошедших нескольких недель хватило с лихвой. Она не поднимала трубку на юристов или на не определяющиеся номера.
— Алло.
Поначалу в трубке стояла тишина. Дерек уже собирался повесить трубку, когда услышал голос.
— Я прошу прощение, я разыскиваю красивую девочку, которую меня заставили отдать тридцать три года назад.
Дерек прислушался. Он вспомнил, что после похорон родителей София сказала, что она не желала знать своих биологических родителей, хотя в это самое мгновение, может быть, был тот самый единственный шанс выяснить правду.
— Я прошу прощение, но моей жене сейчас нездоровится. Последние несколько недель были трудными.
— Да, по этой причине я и звоню. Я никогда не хотела вмешиваться в её жизнь и отношения с её приёмными родителями. Но сейчас…
Дерек перебил: — Назовите дату, когда вы родили.
Глаза Софии стали шире, когда она услышала вопрос, заданный её мужем: — 19 июля 1980.
Дерек повернулся к Софии. Её красивые серые глаза, которые, наконец-то, перестали оплакивать родителей, сейчас вновь наполнились влагой.