Приговор
Шрифт:
— До одиннадцати.
— Отлично. Я вас жду в четверть двенадцатого. До свидания…
Седой встал, и тяжело опираясь на палку, вышел из кафе.
Я растерялась, не знала, что делать с деньгами. Не сразу собралась с мыслями, — уж очень все было неожиданно.
Седой ждал меня у гостиницы.
— Прошу вас, поднимемся в номер, — начал он.
— Но я вас совсем не знаю.
— И я. Не волнуйтесь — разговор сугубо деловой. Идемте.
Он стремительно прошел вперед, и мне ничего не оставалось, как последовать за ним. В номере старик усадил меня в кресло, пододвинул вазу с фруктами. Потом глухо проговорил:
— Я могу вам довериться?
Мне нечего было ответить ему, я промолчала. Порывисто
«Дорогой Оскар!
Группа Альбертаса свалилась в овраг. Это результат безрассудного альпинизма. Они сейчас в больнице. На днях будет операция. Жена Альбертаса — Марита осталась одна. Надо помочь. Выезжай немедленно. Найдешь ее в кафе «Луна». Домашний адрес: Рига, Набережная 110, кв. 14. Пожалуй, домой заявляться не следует.
Едва я успела прочесть, седой взял из моих рук записку, поджег ее. Потом поднялся, прошелся по номеру. Не глядя на меня, сказал:
— Теперь вы знаете причину моего приезда. Я только выполнил долг и протягиваю вам руку отеческой помощи. Согласны?
Странный разговор произошел у нас тогда.
— Ваш визит застал меня врасплох… Не знаю, что и ответить. Я никакого Марка не знаю. Альбертас мне никогда не называл этого имени, — сказала я.
— А он вообще рассказывал вам о своих делах?
— Нет. Но все-таки странно.
— Не спорю. Жизнь — сама по себе величайшая странность.
— И что же я должна делать?
— Выехать со мной.
— Лучше я буду официанткой до конца своих дней, чем стану вашей содержанкой!
— Понимаю. — Он мягко улыбнулся. — Это, предусмотрено. Вы станете моей дочерью.
— Через несколько дней заканчивается суд.
— Это тоже предусмотрено. На следующий день после суда я вас жду в семь вечера у пятого вагона поезда Рига — Сочи. Если Альбертас захочет вас увидеть перед высылкой, то отъезд будет отложен. Я сообщу вам об этом при встрече.
Старик вытащил из папки конверт из плотной бумаги, протянул мне.
— Здесь пятьсот рублей. Собираясь на вокзал, берите только то, что вам дорого. Ну, а теперь, идите домой. Время позднее.
Я попрощалась с ним, вышла из номера и всю дорогу думала о странной встрече. Не верить добрым намерениям не могла — не было причин. Через два дня Верховный суд республики приговорил Альбертаса к двадцати годам лишения свободы с конфискацией всего имущества. Я больше не колебалась. В семь часов, как договорились, я была на вокзале. Еще издали заметила старика. Он стоял у вагона, опираясь на трость. Когда я подошла, он принял у меня чемодан, поднялся в купе. Все это без слов. Молчала и я.
— Может быть, вы все-таки представитесь? — робко попросила я.
— Охотно. Заступин Оскар Семенович. Уроженец города Смоленска.
— А чем же вы занимаетесь? — продолжала я.
— Химией. — Он загадочно ухмыльнулся.
— Интересно.
— Очень. Давайте ваш паспорт, и вы сейчас увидите один из моих опытов.
Пока я доставала из чемодана паспорт, Заступин разложил на столике несколько флаконов, кисточку, ученическую ручку. Я отдала ему паспорт. Он развернул его, внимательно прочел и положил на столик. Влекомая любопытством, я со вниманием наблюдала за его действиями. Вот кисть погрузилась в самый большой флакон и затем прошлась по записям первой и второй страницы паспорта. Наступила пауза. Затем Заступин обмакнул кисть в другой пузырек и также обмазал записи. У меня на глазах записи в паспорте помутнели, а затем и вовсе исчезли. Оскар Семенович не спеша принялся заново заполнять документ.
— Ну вот! Паспорт готов! — сказал он весело, собирая свои «приспособления» и пряча их в портфель. Я взяла паспорт, повертела его.
— О! Заступина Марита Оскаровна… Это я?
— Да, теперь ты моя дочь!
А поезд стучал, стучал колесами, увозя меня все дальше и дальше от родных мест… — Голос Мариты дрогнул. Она вытерла платком набежавшие слезы, снова отпила воды.
— Мне казалось, — продолжала она, — что с отъездом из Риги, начнется какая-то другая, какая-то настоящая жизнь. Я найду себя, вновь встану на ноги. Заступин предложил поехать в Баку. Я не возражала. Здесь он купил домик, который вам известен, «Москвич», устроил меня, несмотря на опоздание, в медицинский институт. Жизнь потекла размеренно, спокойно. И я, глупая, радовалась ей. Прошло меньше года — и все переменилось. Я говорю о тебе, — Марита круто повернулась к Зауру. Синие глаза ее потемнели. — Ты же видел… Я избегала встреч с тобой. И в то же время хотела быть откровенной до конца — и боялась, что ты неправильно поймешь меня, что я потеряю тебя. — Она закрыла лицо руками, уронила голову на стол.
Байрамов, Агавелов и Заур, не сговариваясь, вышли на балкон, закурили. Внизу, на скамеечке у входа Агавелов заметил Пери-ханум. «Ждет, — подумал он. — Болит материнское сердце».
— Давайте вернемся в комнату, — предложил он.
— Извините, — уже спокойно сказала Марита, едва Байрамов уселся за стол. — Я постараюсь больше не отвлекаться.
У Заура сжалось сердце. Хотелось спрятать, защитить эту измученную женщину, взять в свои ладони ее нервные, беспомощные руки. Ровный, бесстрастный голос Мариты доносился, будто сквозь подушку.
— Как-то в конце лета мы поехали на пляж, — говорила она. — В Загульбу, кажется. — Твердо добавила: — Да, в Загульбу. Купалась я одна, а Оскар Семенович, устроившись в тени под скалами, отдыхал. Я вышла из воды и увидела, что он оживленно беседует с каким-то чубатым парнем. Я была рада этому и снова полезла в воду. Когда я вернулась, он был один.
По дороге домой я все прибавляла и прибавляла скорость. Настроение было какое-то необычное, приподнятое. Но за ужином все, как рукой сняло.
— Ну как? — спросил меня Оскар Семенович, отправляя в рот кусок любимой его телятины.
— Пляж? Великолепно. Море такое ласковое. Вспомнилась Рига. Правда, там у нас вода не бывает такой теплой.
— Отлично. Теперь будем чаще ездить. Если ты, конечно, будешь послушной.
Я насторожилась. Еще в машине, по дороге, мне почудилось что-то. А Заступин, продолжал, как ни в чем не бывало.
— Здесь, в городе, на русско-армянском кладбище работает один старикан. Плутоватый такой. Делает памятники, крупно зарабатывает. Это мой старый знакомый… В молодости я любил побаловаться картами. Встретились с ним как-то в одном доме, и он меня обтяпал. Был у меня бриллиантовый кулон — дорогая вещь, из приданого покойной жены. В общем, тогда камень уплыл из моих рук. Веришь, столько лет миновало, а я и сейчас сплю неспокойно. Моя собственность, которая для меня не имеет цены, у этого мошенника. Я долго думал над этим делом. Пришел к выводу: выкупить невозможно, таких денег нет. А ты теперь родной мне человек и кулон должен быть твоим, — разговор шел так необычно, что я забыла о еде, а он с жаром сыпал словами: — Мы должны вернуть свою вещь. Любыми средствами. Если надо, даже пойти на хитрость. Сейчас время такое — слишком мало честности в людях, — он хрипло рассмеялся. — Короче, план я разработал. Джумшуд, так звать старика, неравнодушен к слабому полу. Ты поедешь на кладбище заказывать памятник, пококетничаешь с ним. Он клюнет, пригласит к себе. Соглашайся сразу же, не ломайся. Дома съешь побольше масла, а там, у него, твоя забота только в том, чтоб его рюмка не пустовала. Он всегда пил неважно. А в шестьдесят лет от бутылки коньяка наверняка слетит с копыт. Ты сыграла — можешь идти со сцены…