Приговор
Шрифт:
Она покачала головой. Но Заур, сделав вид, что не заметил ее жеста, вышел из бокса.
Оставшись одна, Марита прижала к губам солнечные, янтарные дольки.
…В последующие дни, однако, Акперов не появлялся. Он только аккуратно передавал для нее фрукты, бульоны. Раза два приходила Аида. Марита бывала рада, когда Аида, увлекшись, рассказывала ей о своих делах. Каждой клеточкой ощущалось в эти минуты живое дыхание жизни, и собственные беды незаметно отступали на второй план.
Так же, как и Марита, с интересом слушала Аиду седая, молчаливая санитарка.
Наступил день, когда девушка впервые сделала несколько шагов, опираясь на руку этой старой женщины.
— Как вас звать? — спросила она санитарку. — Вы чем-то напоминаете мне маму.
— А я и есть мама, девочка. Пери-ханум звать меня.
Марита отшатнулась, закрыла лицо руками. Но Пери-ханум отвела ее руки.
— Идем на балкон. К солнцу. Тебе надо больше солнца.
ГЛАВА 29
ПРИДЕТСЯ «РАСКОЛОТЬСЯ»
Аркадий, развалившись на нарах одиночной камеры, докуривал последние папиросы высшего сорта. Его безразличный взгляд медленно шарил по потолку, стенам, иногда упирался в глазок двери.
Галустян был почти уверен в том, что милиция не располагает достаточными данными о его темных делах и, уповая на «счастливый» случай, надеялся как-нибудь выкарабкаться. Не зря же его считают «счастливчиком».
«Конечно, арестовали не зря, — рассуждал Галустян, — все же я вор «в законе». Возьму на себя побег, отбуду срок и снова на волю».
Правда, нельзя сказать, чтоб его совершенно не беспокоил предстоящий допрос: он прикидывал какие вопросы ему могут задать, заранее обдумывал и обосновывал свои показания.
Время шло. Преступник все беспокойнее поглядывал на глазок, все настороженнее прислушивался к шагам за дверью…
Допрос Аркадия Галустяна начался в полдень. Акперов придавал этому разговору большое значение, поэтому, зная повадки бандита, к встрече подготовились тщательно.
Когда «Артиста» ввели, он замедлил шаг, внимательным, оценивающим взглядом скользнул по круглому столу, на котором были разложены все вещественные улики. Галустян заметил и шляпу, и тельняшку, и ковровую скатерть, и старый молоток, и нож, и золотые часики с браслетом. «Ничего не попишешь — в тисках», — промелькнуло в его сознании, но ни один мускул не дрогнул на спокойном, нагловатом лице. Он равнодушно посмотрел прямо в глаза Акперову, сидевшему на диване, на Байрамова, который занял место за письменным столом. Вежливо поздоровался с Агавеловым, удобно устроившимся на подоконнике.
В кабинете стояла тягучая тишина, которая несколько нервировала Галустяна. Почему они молчат, почему не начинают сыпать вопросами?
— Ну, «герой», расскажи-ка нам, какие кривые дорожки привели тебя сюда? — обратился, наконец, к нему Байрамов.
Скуластое, чуть тронутое оспинами, смуглое лицо Галустяна покривилось в усмешке.
— Трудно говорить, гражданин, следователь. Но, вы знаете, наверно, что я вор, сидел за ограбление.
— За ограбление и изнасилование.
«Артист» кивнул.
— Правильно. Так вот, бежал я, не усидел. Тоска заела. Рискнул вернуться домой. Ну, а здесь вел себя безукоризненно…
— И жил не дома! — вставил Акперов.
— Верно. Нелегал, так сказать. Боялся милиции, все-таки могли прихлопнуть. Знаете, не хочется лезть в пасть удава, как кролик.
— Неумно, — сдерживая раздражение, бросил Акперов.
— Может быть. Умом не блещу.
— Дальше…
— Дальше? Ну, жил, веселился. Старался, конечно, не попасть под статьи кодекса.
— Сомнительно, чтобы твои потребности удовлетворялись содержимым твоего кармана.
— Это уже частный вопрос, гражданин следователь.
— Допустим. Но нас как раз интересуют именно те преступления, которые совершены тобой после побега, — вставил Акперов. — Улавливаешь?
— Да, гражданин майор. Но их не было. И вообще…
— В частности, в частности.
— Э-э, начальник, это скучные подробности, а для следствия они вовсе не представляют интереса. Однако взяли вы меня здорово. У сидящего на окне сыщика выдающиеся способности. Один железный прием — и прогулка в Сочи накрылась. А ведь я поехал туда, чтобы у вас голова не болела. Начал было приличную жизнь.
— Пропивал награбленное?
— Не спорю. Милиция всегда готова пришить что-нибудь. Ясно — вы арестовали меня по подозрению в краже. Сажайте, отсижу срок…
— Темнишь, Галустян! — с упреком сказал следователь. — Туманом тут ничего не возьмешь.
— А мне нечего «брать».
Акперов встал, подошел ближе к преступнику.
— Придется раскрываться, Галустян…
— Раскрываться? — Он криво усмехнулся. — В чем же?
Байрамов кивнул в сторону круглого стола:
— Вот некоторые доказательства!
— По-моему, это секция удешевленных товаров, меня они не касаются.
— Ну что ж, постараюсь тебе кое-что напомнить, — голос майора напряженно зазвенел. — В мае этого года, напялив вот эту шляпу, вооруженный вот этим молотком, ты ограбил женщину и похитил у нее вот эти часы. Затем их сбыл часовому мастеру за шестьдесят рублей. Так? — Галустян молчал. — Удача вскружила тебе голову. Затем вместе с «Косым» вы выследили кассира и ограбили его. Пуля, посланная офицером милиции вам вслед, лишь царапнула руку Арифа. А жаль, что она не тронула тебя.
— Как это жестоко, начальник, — попробовал улыбнуться «Артист», но в глазах уже метался страх: «Знают. Все знают!»
— Далее. Ты установил связь со «Стариком», получил от него весьма ценный адрес и втроем, вместе с Арифом и Геннадием, вы ограбили и убили старика-каменщика. Пистолет Айрияна ты забрал себе. А до этого вы успели ограбить такси и угнали машину. Ясно, Галустян?
— Не совсем.
— А вот и вещички из комнаты убитого. Ковровая скатерть и складной нож, забытый Мехтиевым, пистолет отобранный у тебя. Вот так. Словом, сейчас нечего морочить нам голову. Наберись мужества, и честно расскажи обо всем. А мы уж посмотрим, чего ты стоишь!