Приговор
Шрифт:
На этом мы расстались.
Февральский ветер холодил лицо и пощипывал свежевыскобленный подбородок. Идеального варианта внешности у меня теперь не было: Ришард видел меня бритым, а Лоис – бородатым. Но охотничий азарт йорлингистов мог уже притупиться от времени, а воспоминания Лоиса были еще слишком свежи, так что я предпочел пока все-таки бриться. Строго говоря, у меня пока не было прямых доказательств, что Лангедарг охотится за мной. Но с его стороны было бы глупо этого не делать.
Я
– Я – дядя Катарины, девочки, которую оставил у вас на попечение в начале января. Я приехал за ней.
– У нас нет никакой девочки, – ответила привратница. Это была не Клотильда; сквозь узкую смотровую щель я с трудом отличил бы глаза одной монахини от другой, но голос был незнакомый, визгливый.
– Да, сестра, именно так вы и должны отвечать, – несколько принужденно улыбнулся я. – Всем, кроме меня. Но я действительно тот, кто оставил ее здесь. Скажите матери настоятельнице, что я вернулся.
– Говорю вам, сударь, здесь нет никакой девочки по имени Катарина.
– Да как это нет! – я начал терять терпение. – Проводите меня к аббатисе, она меня узнает! В смысле, по голосу…
– Мужчина не может входить…
– Да знаю, знаю! У вас тут в башне слева – от вас справа – такая ниша, в ней дверь, за дверью коридор в стене, потом он сворачивает под землю, там этот… как это по-вашему… оссуарий, дальше выход наверх… могу и кабинет настоятельницы описать! Вы все еще не верите, что я здесь был и с ней разговаривал?
– Мне не ведомо, кто из сестер рассказал вам это, но…
Я выдохнул. Если ей так твердо вбили отвечать, что девочки нет, то и призывы рассказать обо мне аббатисе бесполезны. Она закроет окошко, подождет две минуты, а потом откроет и скажет, что настоятельница говорит то же самое. Вот уж воистину – заставь дурака богу молиться…
– Позовите сюда сестру Клотильду. Этого вам устав не запрещает?
– Хорошо, если вы так настаиваете, – недовольно ответила привратница, – но она скажет вам то же самое.
– Давайте все же спросим у нее, – произнес я с ангельской кротостью.
Хлопнуло окошко. Я принялся ждать, повернувшись спиной к ветру. Они тут что, меня измором взять надеются? Вот недаром же я не люблю всю эту чернорясную братию… и сестрию, хотя и нет такого слова… почему, кстати, нет?
Наконец окошко вновь открылось.
– Что вам угодно?
– Сестра Клотильда! – я был почти что рад ее видеть. – Вы меня узнаете? В январе я был с бородой. Я приехал за своей племянницей, а ваша… э… – с языка чуть не сорвалось "коллега", но я поправился, -
…сестра принялась твердить, что ее здесь нет!
– Здесь нет вашей племянницы, сударь, – холодно ответила Клотильда.
– Что?! – я приблизил лицо к окошку с такой скоростью, что она невольно отпрянула. – Вы что, осмелитесь заявить мне в глаза,
Последний аргумент, кажется, сработал. Она отвела взгляд.
– Я знаю вас, сударь.
– В таком случае, где Катарина?
– Ее здесь нет, сударь, – твердо повторила Клотильда.
– Куда, ч-ч… во имя всего святого, вы ее дели?!
– Она… она умерла.
Я почувствовал себя так, словно провалился под лед. Живот обожгло холодом, дыхание на миг пресеклось. Так же было и когда я узнал о смерти учителя… но тогда, по крайней мере, я готовился к худшему заранее. Сейчас же удар обрушился неожиданно, когда я ощущал себя уже на вершине триумфа… Нет, нет, нет, не может быть!!!
Должно быть, Клотильда видела, как изменилось мое лицо, поскольку сочла необходимым забормотать какую-то свою утешительную чушь на тему "с Господом ей будет лучше". Я еле сдержался, чтобы не рявкнуть, чтобы она заткнулась.
Нет, Эвьет, нет! Только не ты, только не сейчас! Ты же была уже почти здорова! Я бы ни за что не оставил тебя, если бы была хоть какая-то опасность…
– Что вы с ней сделали?! – вновь накинулся я на монахиню. – Как вы умудрились ее уморить?!
– Укротите свой гнев, сударь, – строго сказала она. – Мы сделали для нее все, что могли. Но все в руках Господа нашего.
А разве не сам я говорил, что человек может умереть от любого пустяка? И никакие высшие силы для этого не требуются (Спаситель, ага!), есть куча вполне материальных причин. Какое-нибудь внезапное осложнение после пневмонии… Она права насчет гнева. Ты должен прекратить истерику, Дольф. Отрицать реальность – удел слабых. Ты должен признать свершившийся факт.
Я повернулся и шагнул прочь от ворот. Механически поставил ногу в стремя, взялся за луку седла. Посмотрел на второго коня и притороченный к его седлу мягкий тюк с новой одеждой. То и другое я купил для Эвьет…
Стоп! А с каких это пор то, что говорят религиозники, стало фактом? Да еще принимаемым учеными без доказательств?
Я повернулся и бросился обратно к двери. Окошко уже захлопнулось. Я замолотил по дереву кулаками.
– Сестра Клотильда! Вернитесь!
– В чем дело, сударь? – ее глаза вновь появились в щели. Теперь они смотрели с выражением оскорбленной добродетели.
– Как именно она умерла? День, час, все детали.
– Ну… она была так слаба… – пробормотала монахиня.
– Подробнее! Мне нужно знать все симптомы. Я врач и смогу реконструировать течение болезни.
Упоминание о моих медицинских познаниях, кажется, смутило ее еще больше.
– Я не знаю подробно… я при этом не была…
Юлит, все более убеждался я. Монастырь – это не город на тысячу человек. Смерть каждого обитателя здесь – событие.
– Однако вы поклянетесь на Библии, что она действительно умерла?