Приговор
Шрифт:
– Как скажешь, дядюшка, – улыбнулась Эвьет.
Больше мы обсудить ничего не успели, ибо из низкой двери, пригнувшись, вышел денщик и от имени своего господина "покорно попросил" нас к столу.
"Званый ужин" в походных условиях состоял главным образом из холодного копченого мяса, которое мы, впрочем, съели с удовольствием, не уточняя, чем это мясо было при жизни (не исключаю, что лошадью или ослом, а возможно, что и собакой). Контрени хотел также предложить нам вина, не делая исключения и для Эвьет, но, разумеется, встретил вежливый, но твердый отказ. За едой почти не говорили. Если командиру отряда и любопытно было
В общем, мы постарались закончить ужин побыстрее и, сославшись на понятную после событий этого дня усталость, откланялись. Домик, который я выбрал для нас, был невелик, зато, судя по всему, в нем проживало совсем немного народу, а потому было почище и поопрятнее. Все же забираться под местное одеяло я не решился. Кровать была только одна; мы легли поверх лоскутного одеяла, сняв только сапоги. Эвьет специально придвинула к кровати лавку, чтобы положить на нее свой арбалет. Я проявил к своему мечу меньшее почтение, поставив его в угол к печке рядом с кочергой.
К тому времени, как мы, наконец, улеглись, уже совершенно стемнело. Где-то во мраке избы застрекотал сверчок.
– Ну и денек, – вздохнул я, лежа на спине и глядя в невидимый потолок.
– Это точно, – откликнулась Эвьет, – недаром мне не хотелось ехать через Комплен.
– Ты была права, – согласился я, – но не во всем. Знаешь, мы с тобой оба привыкли к одиночеству, но, раз уж мы теперь путешествуем вместе, то должны это учитывать и координировать свои действия. У нас это отлично получилось в собачьей деревне и очень плохо – сегодня. Если уж приходится сражаться – надо делать это спина к спине или бок о бок. Тебе не надо было отбегать от меня. Тогда бы ничего нам эти типы не сделали. И, если в критической ситуации я говорю "стреляй!", надо стрелять.
– Да, я и сама потом подумала… А ты бы сумел сдерживать четырех, пока я перезаряжаюсь?
– И не только сдерживать, – заверил ее я. Собственно, не будь тогда Эвелины со мной, я бы, скорее всего, разделался с ними сразу, даже не притрагиваясь к мечу. Но мне не хотелось демонстрировать ей… этот способ. Ибо я прекрасно понимал, какой будет ее реакция. Я решился тогда, когда было уже поздно.
Называя вещи своими именами, получается, что я чуть не погиб из-за того, что нарушил свой принцип всегда путешествовать в одиночестве. Точнее, нет – путешествовать вместе с другими людьми мне доводилось и раньше. Но мне не было никакого дела до них, их безопасности и их мнения. Я нарушил принцип всегда быть в одиночестве. Конечно, Эвьет сделала все, что могла, чтобы меня спасти. Но это – исправление ущерба, который, не будь ее, вообще не был бы нанесен. Скверно. Чертовски скверно. Чем скорее я сбуду девчонку с рук, тем лучше.
Хотя я не мог не признаться себе, насколько жаль будет расставаться. Впервые за все годы, прошедшие после смерти моего учителя, рядом со мной был кто-то, с кем я мог нормально поговорить. Поговорить на равных, несмотря на разницу в возрасте. Ей не хватало знаний, это естественно – но отнюдь не ума. Кто-то,
– Дольф, – ее голос в темноте прервал мои непростые раздумья.
– Да?
– Это он.
– Кто?
– Контрени.
– Он… человек, убивший твою семью? – догадался я. Теперь понятно, о чем таком мрачном она думала в последние часы…
– По крайней мере, папу и Эрика. Кто убил маму и Филиппа, я не видела. Женевьеве горло перерезал другой, это точно. Но Контрени был одним из тех, кто… делал ей больно.
– Делал ей больно?
– Во всяком случае, я думаю, что ей было больно. Она так кричала… Хотя я не очень поняла, как именно они это делали. Во всяком случае, не руками. Просто наваливались сверху и…
– Понятно, – перебил я. В самом деле, чего уж тут непонятного. Это ныне рыцарь Контрени с почтением рассуждает о благородных девах. Да и то это почтение вряд ли распространяется на девушек йорлингистских домов. А для простолюдина Робера было особое удовольствие в том, чтобы изнасиловать аристократку. Люди вообще мало от чего испытывают такое наслаждение, как от унижения того, кто выше их. Пусть даже только по социальному статусу. А уж если по уму и личным качествам, то и подавно…
– Что это было? – требовательно спросила Эвьет.
– То, что церковь называет плотским грехом, – усмехнулся я, – а мой учитель называл вторым злом после смерти. Ибо оно отнимает у человека не жизнь, но разум. Это был едва ли не единственный пункт, в котором оценки моего учителя сходились с мнением церкви… И тем не менее – это то, что большинство мужчин хочет постоянно проделывать с женщинами.
– Большинство? – с недоверчивым испугом переспросила Эвьет.
– Увы.
– Но ведь ты – нет?!
– Да, мне это не нужно.
– Слава богу, – с облегчением констатировала Эвелина.
– Скорее, слава здравому смыслу, – уточнил я.
– Да, верно. Никак не отвыкну от этого дурацкого выражения. Так это и есть то, что называют бесчестьем?
– Да, но почему-то лишь тогда, когда речь идет о женщинах. И только если не в браке. Хотя пусть кто-нибудь объяснит мне, как обмен кольцами перед попом и запись в приходской книге может превратить бесчестное дело в честное – притом, что суть совершенно не меняется…
– Но что же женщины? Неужели все терпят и не сопротивляются? Женевьева не могла, их было слишком много. Но не всегда же…
– Не всегда это происходит насильственно. Считается, что женщинам это тоже нравится.
– Считается?
– На самом деле большинству из них поначалу больно и неприятно. Но они убеждают себя, что должны получать от этого удовольствие. И в итоге многие действительно начинают его получать. Мой учитель говорил, что таких около половины. Остальные просто терпят.
– Но зачем?!
– Потому что убеждены, что так надо. Потому что то, что называется любовью, основано именно на этом. Твоя сестра, все время грезившая о кавалерах, в конечном счете грезила именно об этом. И, можно сказать, получила, что хотела – хотя вряд ли оно ей понравилось. Прости, если это звучит жестоко, но это так. Она, конечно, хотела по-другому – не с солдатней, а с прекрасным рыцарем… но, когда люди занимаются этим, и простолюдин, и рыцарь одинаково превращаются в животное. Даже хуже, чем в животное – звери не доходят до такого умопомрачения… К тому же Контрени теперь рыцарь – что изменилось?