Приговор
Шрифт:
– У нас гости?
– сказал он, зайдя в спальню.
– Познакомишь со своей подругой?
Сам он изменился мало, только раздался в плечах и поменял прическу.
– Почему нас кто-то должен знакомить?
– спросила его Вера.
– Брат, называется!
– Вера...
– растерялся Валентин.
– Как же так?
– Да вот, решила вас навестить. Ты мне даже не звонишь, поэтому взяла адрес у матери и примчалась. А тебе разве Иван Алексеевич не сказал?
– Отец куда-то вышел, - ответил все еще не пришедший в себя брат.
– Я не верю своим глазам!
– А ты поверь, - сказала она.
– Я о себе
– Я от твоего мужа ничего не возьму!
– отказался Валентин.
– А при чем здесь муж?
– изобразила удивление Вера.
– Это мои деньги, а я с сегодняшнего дня свободная женщина. Чему ты так удивился? Неужели я не имею права развестись?
– А откуда тогда деньги?
– спросил брат.
– И как ты могла так помолодеть? Неужели сделала пластику? И твой лишний вес...
– Моя молодость - это следствие двух месяцев голодания, - объяснила она, - им же убрала лишний вес. Денег я у Василия не брала, он только купил мне квартиру. Больше я пока ничего говорить не буду. Имею я право на маленькие секреты? Считай, что меня финансирует будущий муж. Ты лучше не задавай вопросы, а удели внимание жене. Что ты с ней сделал, изверг?
– У них в семье была двойня, - начал оправдываться Валентин, - я думаю, что будет и у нее. Можно было посмотреть на УЗИ, но я не верю в безвредность ультразвука, да и не поможет ей это. Через три дня родит, тогда узнаем.
– Несправедливо это, - сказала Вера, обняв Светлану.
– Нам и вынашивать, и рожать, а вам только получать удовольствие. Еще в древности, когда вы тащили мясо в пещеру, это было обосновано, а теперь многие женщины обеспечивают себя сами. Ладно, что об этом говорить! Кажется, пришел Иван Алексеевич.
Выяснилось, что отец Светы вернулся из магазинов с двумя сумками деликатесов, чтобы отметить приезд снохи. Валентин обедал на работе, поэтому стол накрыли к ужину, а до этого Вера беседовала с мужчинами. Она уже знала, что Иван Алексеевич три года назад демобилизовался из армии и переехал в Тулу, где у него была доставшаяся от брата квартира. Жену он похоронил за год до ухода из армии, а вторая дочь вышла замуж и жила в Челябинске. О себе Вера повторила то, что уже сказала Валентину, и записала свой московский адрес. К шести часам объединенными усилиями приготовили праздничный стол. Света быстро поужинала и была отправлена в спальню, а остальные ели дольше.
– Ты нам так ничего и не рассказала, - в конце застолья сказал брат.
– Чем хоть думаешь заниматься?
– Попробую писать книги, - ответила Вера.
– У меня прорезался литературный дар, теперь его нужно развивать. Есть и другие таланты, но о них говорить рано. Не знаю, когда смогу вас навестить, но звонить буду. Вам теперь будет не до поездок, но я надеюсь, что и от вас будут звонки. А отсюда я поеду к родителям. Через несколько дней буду в таком месте, где нет сотовой связи, так что пока мне не звоните.
– Болтаешь лишнее, - недовольно сказал глюк, когда они встали из-за стола.
– Лучше промолчать, чем говорить то, во что не поверят. Предупреди брата, что уедешь завтра с утра. Я тебе из-за развода не стал говорить... Смотрел я сегодня ночью твою работу. Скорее всего, ты ее к завтрашнему дню закончишь. Если поедешь поездом, через четыре часа будешь в Дмитрове и успеешь и пообщаться с родителями, и договориться в клинике.
Валентин расстроился, когда узнал, что она утром уезжает, но не стал отговаривать. У него все мысли были о Светлане, к тому же завтра он должен был идти на работу. Начальство обещало отпустить на два-три дня, но только после рождения ребенка. Ночью Вера привычно возилась с "икрой", а утром глюк подтвердил, что программа больше не работает.
– Часть ночи ты спала, так что обойдешься без дневного сна, - сказал он, - просто раньше ляжешь спать. Теперь в память твоей души можно записать содержимое мозгов пятидесяти человек, и еще останется место.
– Зачем мне так много?
– удивилась она.
– Во-первых, я уже записал в твою голову больше знаний, чем их у трех профессоров, - объяснил глюк, - и это только земные знания, да и то не все. А сколько еще всего нужно записать! А во-вторых, я не потерял надежды заполучить тебя в жены, а для долгой жизни и памяти нужно много. Ее нельзя достраивать, поэтому приходится все делать за один раз. Если активировать память у того, кто перенес клиническую смерть, ему от нее было бы мало пользы. При смерти в душе создается столько памяти, чтобы можно было записать содержимое мозга, а жить без резерва...
– Второй день не делаю даже утренней гимнастики, - пожаловалась Вера.
– То ты меня заставлял заниматься, а сейчас самой неприятно пропускать занятия.
– Не бери в голову, - сказал он.
– Это хорошо, что у тебя появились полезные привычки, но сейчас занятия ничего не дадут. После десяти дней лежания в коме все равно придется восстанавливать форму.
Электричка в Москву отправлялась в десять часов с минутами, поэтому Вера проводила брата на работу, позавтракала и, тепло простившись с остальными, поехала на вокзал. В Москве почти не пришлось ждать поезда на Дмитров, и в три часа она уже взяла такси и поехала к родителям.
– Сегодня в клинику не успеем, - прикинув время, сказал глюк.
– Решай все вопросы со своими стариками, а завтра нужно будет не только договориться с медиками, но и лечь в их стационар. Выбора у тебя нет. В городе шесть частных клиник, не считая зубной, но стационар есть только в центре "ИМК Клиника N1". Это солидный медицинский центр, он нам подходит, главное, чтобы тебя оттуда не выгнали. Больных принимают круглосуточно и без выходных, но нам нужно руководство, а оно на износ не работает. Поэтому идти к ним нужно часов в десять.
Вера не стала пользоваться домофоном, потому что дверь открыл один из жильцов. Он даже пропустил вперед красивую женщину, наверное, чтобы полюбоваться на нее сзади. На звонок дверь в квартиру открыла мать.
– Вы к кому?
– спросила она, не узнав дочь.
– Неужели я так сильно изменилась?
– спросила Вера, - или у тебя проблемы со зрением?
– Дочка!
– поразилась мать.
– Как же так? Что ты с собой сделала?
– Давай поговорим об этом в квартире, - сказала она, протиснулась мимо растерявшейся матери в прихожую и сняла куртку.
– Отец дома?