Приговоренный к жизни
Шрифт:
– Пирский что-нибудь предпринял?
– Ну, он подключил своих людей, к тому же у него большие связи в прокуратуре… Понимаете, он такой человек, ему проще попросить за кого-то чужого, чем за себя. И вот, когда Лена не появилась через сутки, начал бить тревогу. К нам приходили какие-то люди, снимали отпечатки пальцев. Ну, он предположил, что к Лене кто-то пришел, может, подруга, друг…
– Она общительный человек?
– Да, у нее много друзей. Хотя я лично считаю, что это не друзья, а так, приятели, одноклассники, друзья по переписке… Эти социальные сети, сами понимаете, как черная дыра! Да, вот
Проверяли они и ее звонки. Миллион звонков, разговоров, эсэмэсок, она обменивалась с подружками фотографиями… Все обыкновенное, девчоночье, нормальное для ее возраста. Лена – очень позитивный и добрый человечек! Никогда никаких упаднических настроений, депрессии, неразделенной любви, ничего такого! «Привет – как дела? – трали-вали!» Ее интересы тоже обыкновенные: музыка, кино, книги… Ну и компьютерные игры, конечно, но это так, вскользь… Знаете, некоторые ее одноклассники просто увязли в этих играх, они играют онлайн, у них целые сообщества. Но это не про Лену. Она абсолютно здравый и интересный человек. Я бы даже сказала, с богатым духовным миром.
– Что говорят ее подруги?
– Ничего. Никто ничего не знает. У Лены нет парня, она ни в кого не влюблена. Никто не может предположить, где она, к примеру, могла бы заночевать. Родственников у нас, таких, где бы она могла, скажем, спрятаться, чтобы дать нам прочувствовать… Вы понимаете, да? Так вот, таких родственников тоже нет. Нет, конечно, у нее есть тетя. Родная тетя, сестра Пирского, ее зовут Ирина, правда, Лена зовет ее Ирена… Но это же взрослый человек, и если бы Лена решила напугать всех нас и спрятаться у нее, то Ира непременно сообщила бы Мише.
– Где она живет?
– Здесь, у нас, на Волжской… У нее большая квартира. Миша рано встал на ноги, купил себе жилье и оставил сестре родительскую квартиру. Родители у Миши ушли из жизни, когда они с сестрой заканчивали школу… У Иры не сложилась личная жизнь, но я не сказала бы, что она от этого потеряла… Ира – очень увлеченный человек. И талантливый, этого у нее не отнять. Миша купил ей дом в Вязовке, прямо на берегу Волги, помог со строительством оранжереи… Вот Ирина все свое время и проводит там. Еще ведет блог в Интернете, научилась зарабатывать, не выходя из дома… Я знаю, что сейчас она живет за городом.
Ольга вдруг запнулась. Оглянулась, встретилась взглядом с Глафирой. Смутилась.
– Что-то я отвлеклась от темы, да? – обратилась она к Глаше. – Просто я хотела, чтобы вы знали, с кем еще дружила… вернее, дружит Лена. Она просто обожает свою тетку, часто бывает у нее. Причем в любое время года. Но сейчас Лены там нет. Это точно.
– Случалось, что она сбегала из дома раньше?
– Не могу сказать, что вот прямо сбегала. Уходила, уезжала, и именно к Ирине. И та всегда звонила мне и ставила об этом в известность, чтобы мы не волновались. Но вот сейчас, повторяю, ее там нет, нет!!!
Раздался телефонный звонок, Ольга Пирская достала из сумочки телефон.
– Да… Да, Миша, я тебя слушаю! – Глаза ее бегали, стреляли то в Глашу, то в Лизу, а потом взгляд ее остановился на окне, оранжевые жалюзи которого пропускали яркий солнечный свет узкими полосками. – Нет, Миша… Нет…
Губы ее дрожали, а глаза выражали полный ужас!
– Только не это… – прошептала она. – Скажи, что мне все это снится… Я у Травиной, у адвокатши, ты знаешь…
Телефон выскользнул из ее рук, и она рухнула бы на пол, не успей Глафира подхватить ее. Лиза тоже вскочила, схватила трубку:
– Михаил Семенович?! Это Лиза Травина! Что случилось? Нашли вашу дочь?
Глаша, устроившись в кресле с бесчувственной Ольгой на коленях, не сводила глаз с Лизы.
– Это еще ничего не значит… Приезжайте. Поговорим. Однако я не настаиваю…
Она отключила телефон. Посмотрела на Глашу. Нахмурилась:
– Пирскому в офис принесли пакет. В нем – отрезанный палец, предположительно его дочери, Лены.
3
– Если бы ты только знал, Гриша, как я сожалею о том, что ты связался с этой женщиной! Я даже подумать боюсь, что станет со всеми нами, когда правда откроется.
– Успокойся, Машенька! – Григорий, ее муж, протянул свою руку над столом и погладил руку жены. – Все будет хорошо! В конце концов, она понимала, что так не может продолжаться вечно. Что рано или поздно произойдет что-то подобное и что ей придется отвечать! Причем не только перед мужем и собой, но и перед полицией!
– Вот! Я боялась произнести это вслух, но ты сам первый сказал. Полиция! А тебе не страшно? Ведь если в дело вмешается полиция, то могут арестовать и тебя!
– Нет, я не боюсь. Ты же понимаешь, что я – всего лишь нанятый работник и что я не несу ответственности за то, что делают мои хозяева. К тому же, насколько тебе известно, я делаю все, что в моих силах, чтобы как-то исправить положение, чтобы сделать все по справедливости, чтобы все шло своим чередом. Ты же знаешь, у нас уже и документы есть.
– Гриша… Господи, и куда мы вляпались?! Жили бы себе спокойно… Все деньги! И я, и ты, мы с тобой так прочно вошли в эту семью, можно сказать, пустили корни. Да и они считают нас своими близкими людьми. Другое дело – они не подозревают о том, что мы с тобой – муж и жена и что время от времени ведем такие вот разговоры…
Супруги сидели в кухне за столом и ужинали. Картофель, селедка с луком, черный хлеб.
– Знаешь, я там у них всякого перепробовала: и омары, и кальмары, и разные экзотические фрукты, и деликатесы всякие, трюфеля, к примеру, – вдруг улыбнулась, словно забыв на время о проблемах, рыжеволосая, с округлыми формами пятидесятилетняя Мария, блеснув веселыми глазами. – Но лучше картошки с селедкой еще ничего не придумали. Это на мой вкус!
– Ты же знаешь, у нас с тобой вкусы совпадают!
Григорий Брушко, интеллигентного вида худощавый, физически крепкий мужчина пятидесяти пяти лет, с густыми седыми волосами, аккуратно подстриженными и уложенными самой природой красивыми волнами над высоким лбом, с нежностью посмотрел на жену:
– Ты, Маша, постарайся не думать ни о чем плохом. Живи себе, радуйся жизни. Вот увидишь, все само собой образуется. И те, кто не считает себя сейчас виноватым, кто живет, даже не задумываясь о том, какую боль причиняет людям, они все равно потом все поймут.