Приговоренный
Шрифт:
Весь вечер у Жанны Игоревны было плохое настроение. По поручению Таратуты она отпечатала и отнесла ему на подпись проект письма «наверх» с просьбой начать против майора Сыча служебное расследование на предмет соответствия занимаемой должности. И теперь грустила, потому что давно была тайно влюблена в этого человека. Высокий, сильный, опытный, с седыми висками, в которых было что-то английское, грубоватыми, но мужественными чертами лица, он казался ей идеалом мужчины. А его руки! Такие сильные, уверенные. Чего бы она не сделала, чтобы оказаться в этих руках. Увы, предмет ее сердечных страданий не замечал ни этих пылких многообещающих взглядов, ни того, как, проходя мимо по коридору,
– На месте? Доложите про меня, – равнодушно произнес майор, войдя в приемную, совершенно не обращая внимания на ее декольтированную кофточку, надетую исключительно для него.
«Бедняжка. Даже не подозревает, какие неприятности его ждут за этими дверями», – думала Жанна Игоревна, снимая телефонную трубку.
– Входите, Руслан Петрович, – пролепетала она.
Он вошел. Даже не взяв себе труд поблагодарить ее. Пусть это был бы молчаливый кивок, но все равно. Хоть какой-то знак внимания. Ну и черт с ним. Чурбан долговязый. Пусть его снимают с должности, пусть его даже переведут в другое место. Тем лучше, она забудет его, и ее страданиям наступит конец.
Через десять минут дверь дернулась. Жанна Игоревна уставилась на нее, гадая, насколько подавленным и разбитым выйдет оттуда мужчина ее мечты. Но вместо Сыча она увидела просунутую в щель голову Таратуты.
– Жанна Игоревна, сделайте нам с Русланом Петровичем кофейку. Мне без сахара. Благодарю.
Эта перемена в настроении шефа так удивила секретаршу, что она, забыв о поручении, долго сидела без движения. Только потом спохватилась, включила электрочайник, загремела чашками.
Волшебным словом, заставившим Таратуту сменить гнев на милость, было следующее – «Юрцышин». Подействовало оно, правда, не сразу.
– Не может быть! Юрцышин – заказчик! Не говорите ерунды.
Майор пожал плечами и стал терпеливо ждать, пока Таратута хорошенько вникнет в то, что он только что услышал. Это произошло даже раньше, чем он предполагал. Скепсис в глазах начальника быстро сменился радостным возбуждением:
– Излагайте.
Сыч изложил. Отправной точкой его умозаключений послужило ружье Лапова. Такой опытный и заядлый любитель охоты не мог взять с собой нестреляющее ружье. Вторым пунктом стало появление в компании нового человека, который назвался егерю опытным мастером охоты с подсадной уткой и через несколько дней сам Лапов предложил егерю отправиться на утиную охоту. «Как специально», – сказал егерь Козлов. Это и было специально. Лапов и Чикалюк знали друг друга и раньше. Чикалюк приходил к Лапову с просьбой уговорить руководителя фонда «Щит» дать средства для лечения ребенка. Официально «Щит» выделил смехотворную суму. Но деньги Чикалюк откуда-то получил. От некоего спонсора, имя которого не назвал даже супруге. Теперь понятно почему. Деньги ему дали не просто так. Он должен был их отработать. Как? Подстрелив на охоте Юрцышина. Для этого Лапов и ввел его в их компанию, но ввел так хитро, чтобы никто не заподозрил его причастности. Для этого и замок от ружья оставил, чтобы уж совсем от подозрений застраховаться. Вот только Юрцышин нанес удар раньше, потому что каким-то образом узнал о готовящимся покушении. Потому и на охоту не поехал. Боялся, что Чикалюк и без Лапова дело до конца доведет. А теперь и вовсе киллера к нему послал.
– Но какие у них могут быть мотивы? Они ведь всегда друг за друга держались. Юрцышин и эти двое.
– Держались до поры до времени. Пасечник с Лаповым вбухали в него много денег во время прошлогодних выборов. Поддерживали его.
Юношеские глаза Таратуты метнули молнии:
– Ну, насчет поддержки это вы мне не рассказывайте, знаем, что это за поддержка была.
Сыч молчал. Он не хотел говорить про свою прошлогоднюю болезнь, так как знал, что таким образом подставит Николая Богомаза, который исполнял обязанности начальника отдела, пока Сыч болел. Богомаз до сих пор подозревал его в симуляции и злился из-за этого. Не верил, что Руслан Петрович и вправду был болен.
– Ладно, кто старое помянет… Люди подневольные, а приказ есть приказ, понимаю, – смягчился Таратута. – Что дальше?
– Деньги, вложенные в Юрцышина, надо было либо отбивать, либо возвращать. Юрцышин, как известно, потерпел поражение, стало быть, полноценно отбить деньги не мог. Вернуть тоже не мог либо не желал. И, видимо, решил одним махом избавиться и от Пасечника, и от Лапова, а заодно и от долгов. Между ними самая настоящая гонка пошла, кто кого первым замочит. Кто победил – вы знаете.
Таратута задумался, но Сыч уже понимал, что эта задумчивость утвердительная. Еще бы, такая возможность появилась – разделаться с главным конкурентом своего отца!
– Звучит убедительно. Версией я доволен. Жаль, что это только версия. Эту бы версию да Богу в уши. Доказательств никаких. Показания егеря и отсутствие ружейного замка – улики слабые.
– Есть еще неизвестный спонсор.
– Вот именно, неизвестный. А ведь как было бы здорово прижать этого мерзавца Юрцышина!
В голосе Таратуты прозвучала такая безнадежная мечтательность, что Сычу на какой-то миг его даже стало жалко.
– Прижмем, – пообещал он, хотя никакой уверенности у него не было. – Главное – теперь мы знаем, в каком направлении работать.
– Вот и работайте. Даю вам карт-бланш. Вдову и родственников Чикалюка – в разработку. Благотворительный фонд «Щит» – то же самое. Надо будет с налоговой связаться, с ОБЭПом, пусть проверят все их расходы, доходы. За Юрцышиным установить наблюдение, телефоны – на прослушку. Впрочем, этим вам заниматься не стоит. Я сам дам указания службам внешнего наблюдения. Тут надо очень аккуратно, чтобы не заерзал раньше времени. При появлении новых данных по Юрцышину информировать меня в любое время суток. Вопросы есть?
Вопросов у Сыча не было, зато была просьба-предложение. Не считает ли нужным Владимир Михайлович принять меры, чтобы убрать Тараскина из категории особо опасных преступников, а то мало ли чего? Есть такие ребята, которые в случае обнаружения беглеца сначала выстрелят, а уж потом «руки вверх!» крикнут. Ежу ведь понятно, что Тараскин не виноват. Слишком мало времени прошло между его ссорой с Лаповым и убийством, которое, без сомнения, было весьма тщательно подготовлено.
– Преждевременно, майор. Если с заказчиком более или менее ясно, то с исполнителем у нас темный лес. Зачем Тараскин бежал, если он не виновен?
– На него было совершено покушение, я вам уже докладывал. Он спасался.
– Покушение? Обычная внутритюремная свара. Между арестантами такое случается. Но даже если, как вы утверждаете, его заказали, то не потому ли, что боялись, как бы он не заговорил? Значит, знал что-то, сукин сын! Знал, но молчал! И потом, если мы снимем с него статус особо опасного, об этом может прознать заказчик и забеспокоиться. А нам это надо?
Таратута еще отхлебнул кофе и заходил по помещению с видом Наполеона перед сражением. Надо сказать, что в роли начальника УБОПа молодой подполковник чувствовал себя достаточно уверенно. Может, и в самом деле был вундеркиндом.