Приграничное владение 4
Шрифт:
— Не, точно не редоранцы, они огнепоклонники. У тех знамя черное с огненным змием, а тут, смотри — знамя синее, как у наших.
— У редоранцев доспех кожаный черный и железные вставки они чернят, а у этих кольчуга бликует и шеломы тоже. Ну так, какие это редоранцы?
— Точно, у редоранцев доспех черный, а щиты черные и змея на кажном. Не они это.
— Да это же, имперский батальон подоспел, ну точно тебе говорю они. Они, в рот мне ноги! — распинался пекарь Гастон.
— Надо же, а говорили нас только пять десятков тяжелой конницы поддержит, что из Одинокого стража прибыли. А
— Можа и имперцы, а к завтрему, бают и остальные силы наших подтянуться, что из баронских дружин собрали и городской стражи. Говорят, еще больше тыщи будет — силища!
— Си-илища. — передразнил парня пекарь. — А клыкастых говорят тыщи многия идут, орда — ни края ни просвета…
— Не гунди, Гастон, тыщи… брешуть токмо вокруг, а ты и слушаешь! — перебил пекаря дядька Силард. — Уши как баба развесил и веришь всему не попадя. Лейтенант ясно сказал- орда большая, но не больше пяти тыщ.
— Сам ты баба. — огрызнулся пекарь. — Пять тыщь — тоже силища какая! А наших чутка поболе трех тыщ набегает, хорошо что вона имперцы подоспели.
— Да какие это имперцы! Империя за колонии воюет, нет у них ваще чичаз войск нам в помощь. Это наемники — сказали же тебе, голова садовая. И наших еще, полторы тыщи, точно будет. Одних графских, да баронских дружина, я слыхал, не менее осьми сотен пехтуры, а еще и конников десятка четыре.
— Р-разговорчики в строю! — рявкнул рослый мастер-сержант. — А ну выровнялись!
Но народ из ополчения глядя на браво марширующих копейщиков и сам стал ровняться, непроизвольно расправляя плечи.
— Батальо-он! Стой! Раз, два. Напра-во! — вся колонна слитно исполнила заданный маневр. Знаменосец расправил и приподнял древко с синим стягом. Но вместо золотых имперских львов, на знамени золотом отливали перекрещенные серп и молот, далее вышитый большими золотыми буквами шел текст. Рикор кожевенник толкнул локтем бойца стоящего справа.
— Федулко, ты в грамоте силен, чегой-то на флаге-то написано? — Задал он вопрос приятелю служившему в городской управе младшим писарем.
— Г-готов к-к труду и обороне. — прочел ополченец приглядываясь к находящемуся в десятке шагов от него знаменосцу. И далее, все больше удивляясь. — В-второй рабоче-крестьянский батальон ополче-ения! Эх-ма! Это, чегож выходит? Это второй, выходит? А мы первый, выходит? — он даже забывшись повернулся к кожевеннику, благо по команде офицера, мастер-сержант побежал к месту небольшого совещания командиров и не видел такого вопиющего своим безобразием действия.
— Мда… вот тебе и крестьяне сиволапые! — еще больше удивившись, выдал его приятель. По строю опять побежали удивленные шепотки, не один же Федулко грамотный, многие городские грамоте обучены и буквы на синем полотнище тоже прочли.
— А ну тихо, гамадрилы беременные! — это вернулся и своим рыком пресек всякие разговорчики мастер-сержант. Лицо его было красным, усы топорщились, а кулаки непроизвольно и главное совершенно не синхронно сжимались и разжимались. Он оглянулся через плечо на строй второго батальона, который по команде все так же слитно исполнил поворот и пошагал к дальним казармам.
— Я, мать вашу, научу вас Вэллор любить! Тюлени квелые — два часа строевой! А после обеда, еще час боевых построений. И если кто с ноги собьется, я его сам в бараний рог сверну! — он глянул на свой кулак, опять сжал его и еще больше раскраснелся, зато шрам шедший через пол-лица наоборот побелел и резко контрастировал. — И если кто филонить начнет, то пол ночи, мля, у меня маршировать будет, а оставшуюся половину, выгребные ямы чистить!
Мастер-сержант постоял пару еще минут, осмысливая увиденное и будто сам не верил в такое четкое прохождение ополчением крестьян. Затем, мотнул головой и продолжил:
— Три сотни крестьян, простые деревенские парни, лучше вас ходят! Носороги вы безрогие. — потом, снова помолчал раздувая ноздри, видно продумывая план изощренной экзекуции и продолжил:
— Завтра Владетель, нам знамя вручать будет. И не дай светлый круг, вам на награждении пройти хуже чем второй батальон. Я вас тогда, бегемоты тупорылые, измордую как жирафу, двадцать потов сойдет и семь шкур спущу!
Последнее его изречение, вообще мало кто из простых работяг понял. Кто такая эта измордованная жирафа? Мастер-сержант несколько лет по контракту служил в южной имперской колонии, поэтому, очень часто вставлял не совсем понятные словечки для здешнего люда. Но все приуныли, общий смысл сказанного дошел до всех, было ясно, что спокойная служба кончилась, а муштра и ученья начались.
— Эх, братцы, вот не было печали. Нам бы эти дни, до орочьего нашествия продержаться, тут свой мастер-сержант пострашнее всякого орка будет. Тот сразу зашибет, а этот, точно сначала семь шкур спустит, — тяжело вздохнул пекарь Гастон и пробормотал еле слышно, — во служба, в рот мне ноги.
Еще затемно прошли дальний, самый северный перевал и горную крепость, где несли службу лесные стрелки и даже командиром гарнизона был воин из лесного клана. Возможно эльфары и подумать не могли, что Айсинур нарушит приказ высших, поэтому не послали гонца в дальнее приграничное укрепление. Но, как бы то ни было, они втроем миновали границу без всяких препон и теперь пересекали пустошь с востока на запад, решив идти под прикрытием леса.
Конечно, идти по открытой местности было намного быстрее, тем более неся за спиной грузом несколько сотен заговоренных стрел, не нужно перелезать через поваленные стволы, огибать промоины и обходить заросли кустарника. Быстрее, но и опаснее. Айсинур знал, что их издали могут увидеть разведчики клыкастых, да и рейдеры эльфаров вели наблюдение за пустошами осматривая их в мощную оптику из своих горных блокпостов.
Но дух леса был милостив к трем его сынам, они прошли пару миль открытого пространства никем незамеченными. Ну по крайней мере, Айсинур так думал. Когда они зашли под сень деревьев Серебряного бора, он еще четверть часа высматривал возможную погоню в небольшую, но мощную подзорную трубку, что дал ему маркграф Александр. И теперь пыхтя и утирая пот, они уже четвертый час шли по лесу. Примерно посередине, широкой лесной полосы идущей между пустошью и текущим с севера на юг, Медвежьим ручьем. Лишь пару раз за это время, они останавливались попить воды и передохнуть по четверти часа.