Приход ночи
Шрифт:
– Не понимаю, – сказал Биней. – Что такое Тьма, чтобы из-за нее лишаться рассудка?
– Мы к ней попросту не приспособлены, – улыбнулся Ширин. – Представь себе, если сможешь, мир, который освещает только одно солнце. По мере вращения такой планеты вокруг своей оси в каждом полушарии наступает то день, то полный мрак.
Биней невольно поежился.
– Вот видишь? – вскричал Ширин. – Ты даже слышать спокойно об этом не можешь. Но жители такой планеты полностью приспособились бы к ежедневной дозе Тьмы. Они, очень возможно, предпочитали бы ей день и солнечный свет и в такие часы чувствовали бы себя бодрее, но и к Тьме относились бы спокойно, как к обычному явлению,
– Конечно.
– Почему «конечно»?
– Как почему? Все люди спят с лампадками!
– Вот-вот. Скажи-ка мне: ты хоть раз был во Тьме, друг Биней?
Биней приложился к стене рядом с большим панорамным окном и задумался.
– Нет, не могу сказать, что был. Но я знаю, что это такое. Это… – он беспомощно пошевелил пальцами, но потом нашелся: – это просто когда нет света. Как в пещере.
– А ты что, бывал в пещере?
– Нет, конечно.
– Надо думать. А я пробовал однажды – когда начинал специализироваться по Тьме. Но быстро оттуда выскочил. Я зашел так далеко вглубь, что устье пещеры стало казаться пятнышком, а вокруг сделалось черным-черно. – Ширин ухмыльнулся. – Никогда бы не подумал, что человек с моим весом может так быстро бегать.
– Если уж на то пошло, – с вызовом сказал Биней, – то я, наверное, не стал бы убегать.
Психолог ласково улыбнулся молодому астроному.
– Смелая речь! Восхищаюсь твоим мужеством, мой друг. Вы позволите мне, доктор, – спросил он у Атора, – произвести маленький психологический эксперимент?
– Извольте.
– Благодарю вас. Будь любезен, друг Биней, задерни штору, у которой ты стоишь.
– Зачем? – удивился Биней.
– Просто задерни – и все. А потом подойди ко мне и сядь рядом.
– Ну, если вы настаиваете…
На окнах в кабинете висели тяжелые красные шторы. Атор не мог припомнить, чтобы они когда-либо задергивались, а он занимал этот кабинет уже лет сорок. Биней, пожав плечами, потянул за шнур с кисточкой на конце. Красные занавеси, шурша медными кольцами по карнизу, заслонили широкое окно. Какой-то миг еще был виден тускло-красный свет Довима, потом комната погрузилась в полумрак – очень густой полумрак.
Слышно было, как Биней ступил несколько шагов по направлению к столу и остановился.
– Я вас не вижу, Ширин, – растерянно прошептал он – Иди на ощупь, – нервно откликнулся тот.
– Но я вас не вижу! – Дыхание молодого астронома стало тяжелым. – Я вообще ничего не вижу.
– А ты как думал? Это Тьма. Ну, что же ты? Ты ведь даже с закрытыми глазами можешь пройти по этой комнате. Иди сюда и садись.
Снова послышались нерешительные шаги, потом Биней загремел стулом и наконец проговорил:
– Я здесь.
– И как самочувствие?
– Н-нормально.
– Хорошо тебе?
Долгое молчание.
– Нет.
– Нет?
– Плохо. Просто ужасно. Как будто стены… давят меня. Мне все время хочется оттолкнуть их. Но я совсем не схожу с ума. Кажется, даже привыкаю.
– Ладно. А вы как, Сиферра?
– Я могу выносить Тьму в небольших дозах – мне ведь то и дело приходится ползать под землей. Но не могу сказать, что она мне нравится.
– Атор?
– Я тоже пока держусь. Но думаю, вы доказали свое, доктор Ширин.
– Хорошо. Открой шторы, Биней. Осторожные шаги в темноте, шорох – это Биней нащупывает шнур – и, наконец, долгожданное «ч-ш-ш» колец по карнизу. Красный свет Довима залил комнату, и Биней с радостным возгласом приник к окну, за которым светило самое маленькое из солнц.
Ширин вытер тыльной стороной ладони влагу со лба и сказал нетвердым голосом:
– А ведь это – всего несколько минут в темной комнате.
– Ничего, терпеть можно, – беззаботно заметил Биней.
– Да, в темной комнате можно – недолго. Но все вы слышали о Джонглорской Столетней выставке, верно? О скандале с Таинственным Туннелем? Я рассказывал тебе об этом, Биней, летом в «Клубе Шести солнц» – с тобой еще был тот газетчик, Теремон-134 – Да, помню. О людях, которые совершали поездку во Тьме и выходили из Туннеля ненормальными.
– Туннель длиной всего в одну милю – без света. Садишься в открытый вагончик и пятнадцать минут путешествуешь во Тьме. Некоторые там умерли от страха… А другие навсегда утратили здравый рассудок.
– Но почему? Что свело их с ума?
– То же, что угнетало тебя, когда ты закрыл шторы и тебе казалось, что стены давят на тебя в темноте. В психологии существует термин, обозначающий инстинктивный страх человека перед темнотой. Мы «называем этот страх „клаустрофобией“, поскольку отсутствие света всегда связано с замкнутым пространством, и страх перед одним означает страх перед другим. Понимаешь?
– И те, которые сошли с ума в Туннеле…
– Те, которые, говоря твоими словами, сошли с ума в Туннеле, на свою беду не обладали достаточной психической сопротивляемостью, чтобы преодолеть фобию, овладевшую ими во Тьме. Это мощное ощущение, поверь мне. Я сам проехал через Туннель. Ты побыл без света всего пару минут, и то тебе, думаю, очень не по себе. Представь же, что такое пятнадцать минут.
– Но разве потом они не оправились?
– Некоторые да. Но другие будут годами, а то и всю жизнь, страдать симптомами клаустрофобии. Их латентный страх перед Тьмой и замкнутым пространством кристаллизировался и стал, насколько мы можем судить, хроническим. Некоторые же, как я сказал, умерли от шока. Им уже не оправиться, верно? Вот что такое пятнадцать минут во Тьме.
– Но не для всех, – упрямо сказал Биней, наморщив лоб. – Я все-таки не верю, чтобы этого нельзя было выдержать. Я бы точно выдержал.
– Представь, что Тьма – повсюду, – безнадежно вздохнул Ширин. – Нигде ни огня. Дома, деревья, поля, земля, небо – все черно! И появляются Звезды, если верить проповедям Апостолов – Звезды, чем бы они там ни были. Можешь ты себе это вообразить?
– Могу, – отрезал Биней.
– Нет, не можешь! – Ширин в приступе внезапного гнева грохнул кулаком по столу. – Ты сам себя обманываешь! Не можешь ты себе этого вообразить! Твой разум способен вместить это не больше, чем… слушай, Биней, ведь ты математик? Может твой разум полностью вместить в себя понятие бесконечности? Или вечности? Да, ты легко произносишь эти слова. Выражаешь их в формулах и притворяешься, что твои абстрактные формулы и есть реальность, хотя это только знаки на бумаге. Однако если ты по-настоящему попытаешься охватить умом понятие вечности, голова у тебя быстро пойдет кругом, уверяю тебя. Как всегда при столкновении с реальностью. Как при той небольшой дозе Тьмы, которую ты только что испытал. Когда же настанет настоящая Тьма, твой разум столкнется с явлением, масштабы которого охватить не в силах. И ты сойдешь с ума, Биней. Окончательно и бесповоротно. Я в этом нисколько не сомневаюсь!