Приходи вчера (сборник)
Шрифт:
— Ты ведь не хочешь, чтобы с мамой что-то случилось?
А пачку печенья, если понемногу есть и водой запивать из-под крана, можно надолго растянуть. Если есть, когда живот совсем уже подводит, когда неприятно совсем и голова немного кружиться начинает.
Пачку удалось днем взять, просто лежала недалеко. Название «Юбилейное». Мама говорила, что юбилей — это праздник. Такое печенье легко размокает. Мама научила в горячий чай макать. Только надо внимательно следить, чтобы сильно не размякло и не упало на дно кружки.
Тогда становится весь чай в печенье, как грязный, и печенье дряблое, как испорченное. Тогда весь чай выливать надо.
По телефону тоже надо
Мама, когда приходила поздно и в туалете всю ночь рыгала, то потом сам на телефон отвечал. Целый день сам отвечал. Но было не страшно, потому что мама включала мультики, а сама спала. Это из-за тухлых яблок. Нельзя есть тухлые яблоки, тогда будешь рыгать. А мама часто в гостях не замечает, что яблоко тухлое. Лучше в гостях вообще яблоки не есть.
А потом пришла бабушка. Она своими ключами открыла, даже звонить не стала в дверь. Сам ни за что не открыл бы.
— Ты ведь не хочешь, чтобы с мамой что-то случилось?
Не хотел! Не хотел!
Потом бабушка очень плакала. Вместе плакали.
— Как ты жил один все эти дни?
Пришла полиция, одна тетенька очень ласково задавала много тех же самых вопросов, только разными словами.
И еще одна тетенька ласково говорила, просила нарисовать семью. Все ждал, когда тетенька обнимет и заплачет. Мама тоже всегда, когда так ласково говорила, давала новую книжку или краски, а потом прижимала к себе и плакала. Вместе с мамой не хотелось плакать, потому что непонятно из-за чего. Когда с бабушкой плачешь сейчас, то понятно. Но тетенька совсем не плакала и не пыталась обнять.
Очень не хотел, чтобы с мамой что-то случилось. Если молчать, то ведь еще можно маму вернуть?
А рисовать можно, наверное. Нарисовал и себя, и маму. Настоящую маму, которая должна вернуться. Только получилось некрасиво, и грифель у карандаша сломался. От злости все смял, порвал и бросил прямо на пол. Но тетенька все равно не стала плакать и ругаться.
Кроме бабушки, теперь никого. У нее квартира даже больше, чем мамина. И все равно бабушка к себе в комнату мою кровать поставила, чтобы не боялся.
Всегда фонарь включается перед домом, светит прямо в окно. Бабушка занавешивает сначала тюлем в мелкую розочку, потом бордовой шторой, которая пахнет пылью. Оставляет небольшую щелку с краю, будто ночник.
А этой ночью встал в туалет (шесть шагов до двери из комнаты, два по коридору). Бабушка сидит в темноте в кресле, голову повернула:
— Ты ведь не хочешь, чтобы с твоей бабушкой вдруг что-то случилось?
11 января называли в народном календаре Страшным днем, поскольку нечисть в этот день неистовствует особенно сильно и ее даже можно увидеть своими глазами. А наибольшей опасности подвергались дети, на которых нечистая сила буквально охотилась. В то же время было принято рассказывать страшные истории, что являлось одним из способов защиты от злых духов.
ЕРЁМИН ДЕНЬ
Бабушка говорила:
— Еремин день сегодня. Не выходи из дома, нечего тебе во дворе делать. Вот игрушки, книжки. Вот тебе корзина,
Скучно, бабушка! Яблоками объелся, а на дворе солнце выглянуло. И не все по домам сидят. Вон уже второй раз к калитке соседский Илька подходит, машет чем-то интересным, гулять зовет. Чем машет, из окна не видно. То ли мешок, то ли шкура какая-то. Почему ему можно, а мне нельзя?
Бабушка только шикает сердито и сама не выходит.
Я Ильке в окно тоже помахал, мол, иди к нам! Он шустрый, даже калитку не стал открывать, как-то так пролез и в дверь стучится. И смешно так, басом кричит:
— Петровна, открывай! В гости хочу! Есть хочу! Папиросу мне зажги!
Петровна — это бабушка. Мария Петровна.
Я смеюсь. Как Илька смог голос подделать? Про папиросу еще придумал! А бабушка за грудь схватилась и на пол села. И губы посинели. Мне страшно стало, я хотел Ильке открыть, чтобы помог мне. Но бабушка дышать стала часто-часто и шепчет:
— Таблетки! Таблетки, Кирюша!
Я в бабушкин ящичек полез, где пахнет невкусно, и противные капли, и щипучий йод. Мне бабушка еще раньше специально объяснила, какие таблетки ей нести, если она скажет «таблетки».
И не смешно уже, как Илька за дверью озорует, кулаком стучит и орет не своим, мужским басом:
— За тобой пришел, Петровна! Впускай! Пацана в мешок, нам огня на посошок!
Бабушке помог до топчана дойти. Бабушка тяжелая, больно на плечо опирается. Страшно. Не Илька это был, а старый дед в костюме. Мешком тряс. Я в окошко на него посмотрел и не стал открывать, зря бабушка думала, что открою. И не его я звал, а Ильку. Я даже подумал, что он Ильку вместо меня схватил и в мешок посадил.
Дед страшно орал, что хочет меня съесть, что я вкусный и бабушка тоже должна меня попробовать — печь затопить, на огне изжарить. Я плакал, а потом бабушка просто прижала мою голову к своему животу и обеими ладонями закрыла мне уши. Так я и заснул, а проснулся, когда уже стемнело. Бабушка хлопотала на кухне, а все окна были плотно задернуты шторами.
Бабушка спросила:
— Понял, почему нельзя никого сегодня звать?
А я этого старого деда ни за что звать не стал бы, знаю же, что он мертвый. Его фотография в бабушкиной комнате висит на стене. А там все, которые уже умерли, изображены. Так бабушка еще давно мне объяснила. Баба Нина, тетя Тома. Воин Иван, который в войну погиб. И этот дед Еремей, который пришел.
А мама мне сказала, что мертвые не могут приходить, мне все показалось. Илька баловался, сказала. А бабушке просто плохо с сердцем стало, потому что она старенькая. Со старенькими так бывает.
Но это не Илька приходил. Илька дома весь день сидел. Он мне сказал потом, что не мог выйти, когда я его гулять звал, его дед с бабой не пускали.
А я и не звал, и огня не просил. И никакого мешка у меня нет.
В Еремин день, 17 ноября, предания советовали за порог носа не высовывать, даже во двор не ходить, не то что в гости. Ерема — сиди дома, а то нечисть нападет, хочет в дом попасть, огонь и жизнь украсть.