Приходи вчера (сборник)
Шрифт:
28 января (15 января по старому стилю) считался днем колдунов, когда колдуньи и колдуны передавали свое искусство преемнику, желательно родственнику и обязательно младше себя по возрасту. А те, в свою очередь, спешили опробовать полученные знания, так что в этот день в народе советовали особенно остерегаться порчи и сглаза.
ЮРЕЦ
Возвращался
Как бы то ни было, по пустынной дороге, тянущейся вдоль полей и через чахлую рощицу, я шагал в полном одиночестве. Местность знакомая, исхоженная в разное время вдоль и поперек, километра полтора ходу от одной деревни до другой, так что я шел практически на автомате, глубоко задумавшись о самых разных вещах, периодически зевая.
Дело было летом, когда вроде бы и не сильно темно даже в самую лютую полночь, но в то же время никакого освещения, кроме луны да звезд. Сзади раздался топот копыт, будто бы кто-то на лошади скачет. Ну скачет и скачет. У многих в хозяйстве были лошади, и гужевой транспорт ничуть не уступал автомобилям. Посторонился, чтобы ненароком в темноте не сшибли. Топот все ближе, но в темноте бесполезно оглядываться. Странно, конечно: кому это приспичило разъезжать в такую темень, не жалея лошади? Может, случилось что?
Но думал я об этом лениво, незаинтересованно, желая только побыстрее добраться до дома и завалиться спать. И совсем не ожидал, что меня кто-то хлопнет по плечу:
— Чего не отвечаешь? Я тебя оборался, ты как глухой!
Смотрю — Юрец, знакомый парень из моей деревни, зубами блестит в улыбке. Не слышал вообще, как звал, как подошел. Наверное, сильно задумался.
Вместо ответа я спросил:
— Ты откуда здесь взялся?
— Ну привет! Мы же с тобой из одного места идем.
Даже неловко, что сначала не слышал, как звал, а теперь и вообще вспомнить не могу. Как сильно пьяный. В голове сразу всплыл образ Юрца, который вышвырнулся в центр пляшущих и начал такие коленца выкидывать, что все испугались, как бы не убился. Насилу утихомирили и утащили на улицу приходить в себя. Даже удивительно, что сейчас он такой бодрый и язык у него не заплетается. Видимо, хорошо его освежили.
Я хотел было спросить, не он ли на лошади скакал, или подвез его кто, а если подвез, то почему только до половины пути, но не успел рта раскрыть, как Юрец принялся трепаться, сыпать шуточками, спрашивать и сам же себе отвечать. Короче, заморочил меня совсем.
Главное, я ведь понимаю, о чем он говорит, даже смеюсь вместе с ним, а общий смысл сказанного куда-то ускользает. В голове как туман, как белый шум, мешающий соображать. Точно как пьяный.
Внезапно понял, что слишком долго идем, а дорога все не кончается. А Юрец балаболит, остановиться не может, не дает задуматься, зацепиться хоть за одну мысль. И как я подумал про неладное, так сразу в голове сцена из клуба всплыла, как фрагмент из фильма. Только не Юрец бешено ногами дрыгал и руками махал, изображая пляску, а коротыш Панкратий, которому только пробку понюхать — уже крышу сносит. И вспомнилось, как он смешно ногами дрыгал, когда его уволакивали проветриться, даже сапог слетел. Панкратий. Юрца вообще сегодня не было.
И стук копыт был, а никто так и не появился. Кроме Юрца.
И как ушатом ледяной воды окатила внезапная тишина. Ни кузнечиков, ни вскрика ночных птиц. Юрец молчал. Сколько так молчал, шагая со мной рядом в темноте? Как-то мне неспокойно стало. Лица-то я его не видел, только зубы блестели. По голосу, считай, узнал. Нет, не так: не узнал, а подумал, что узнал. Он же не представился, ничего точного не сказал: ни где именно мы вместе были, ни откуда идем. Я ведь сам за него все домыслил.
— Догадался, значит?
Спокойно так говорит, буднично, и от этого спокойствия у меня аж все похолодело под ложечкой.
И тут тот, кто прикидывался Юрцом, как опять мне по плечу жахнет, словно кувалдой. Или копытом. У меня, кажется, даже искры из глаз посыпались. Развернулся ему ответить, а крутом — никого. И стою я на самом краю оврага, который километрах в пяти от дороги, к моей деревне ведущей. Еще бы чуть-чуть, и сверзился бы вниз, на сухие палки, оставшиеся от деревьев и кустарника, и когда бы еще меня нашли! Здесь точно искать не стали бы, я и сам не догадался бы.
От опасного края отошел, стою, соображаю, куда двигаться. Кругом темень, хоть глаз выколи. И слышу: опять лошадиный топот приближается. Ну тут уж я очнулся. Жить-то охота! Как начал по матушке крыть и перемежаю ругань с молитвами, какие вспомнил.
Мимо меня как что-то невидимое, но большое пронеслось, ветром обдуло, и нет ничего. И кузнечики сразу застрекотали, и звуки ночные привычные появились.
Но я все равно долго сидел прямо на траве, ждал, когда рассветет. Тогда уже и пошел потихоньку, оглядываясь и прислушиваясь.
Уж и не знаю, совпадение или нет, но Юрец в тот год пьяный под поезд попал. Неизвестно, что его ночью понесло в ту сторону, железка от деревни очень далеко.
По народным верованиям, сонмы нечистых духов неисчислимы. Черти могут проникнуть повсюду, постоянно находятся рядом с человеком и ждут момента, чтобы ему навредить. А для этого они могут принимать практически любую форму и обретать любую внешность. Легче всего нечистому духу обмануть человека пьяного, находящегося в смятении и тоске, слабого духом.
Спастись от наваждения можно было молитвами и, как ни странно, нецензурными ругательствами, хотя в деревнях вплоть до революции нецензурная брань и вообще сквернословие осуждались, считаясь прерогативой нечистого. Именно поэтому к ненормативной лексике прибегали в крайнем случае. У язычников вообще применять ругательства без умения было опасно, это могло навлечь беду на весь род.