Прикамская попытка. Тетралогия
Шрифт:
Мы спешили наработать как можно больше боеприпасов для всех трёх видов нашего оружия, в предчувствии близкого восстания крестьян увеличили производство инициирующего вещества для капсюлей и взрывателей. Кроме нас четверых, пришельцев из будущего, никто в семнадцатом веке не знал состава и технологии производства начинки капсюлей и взрывчатки. Эти секреты мы единогласно решили придержать ближайшие годы от массового сознания. Потому мне пришлось изрядно попотеть, пока изготовил необходимые запасы бертолетовой соли для капсюлей. С этими хлопотами мне мало удавалось сделать новинок, не считая оригинального взрывателя для наших гранат. Вогулы, кроме мехов, привезли едва не тонну тюленьего жира, великолепного сырья для мыла и взрывчатки. Я не смог вытерпеть и первым делом выгнал несколько пудов взрывчатки и стеарина, неплохого средства для герметизации. Использовали мы его для обработки картонных гильз, для герметизации снаряжённых патронов и гранат. Теперь
Да, именно той весной я занялся изготовлением резины, желая удивить молодую жену чем-то не связанным с оружием. Вулканизация при наличии каучука и серы не так и сложна, потому ласты и маска для подводного плаванья вышли довольно быстро. Хуже пошло дело с изготовлением дыхательным клапанов и загубников, зато после них баллоны для воздуха спаяли совсем просто. Тут и выяснилось полное отсутствие нормальных насосов, их пришлось конструировать самому. Выручили мастера с нашего заводика, двое из них побывали 'в горе' у Демидовых и представляли, что такое насос, правда, водяной. Всего за месяц экспериментов мы сварганили два насоса, способных создавать давление до десяти атмосфер, измерял я лично, за точность отвечаю. Благо, резина в качестве прокладок и уплотнителей на голову выше кожи. Подготовив и испытав на суше три водолазных комплекта, я собирался летом устроить сюрприз Валентине и своим друзьям, когда вода в реках и озёрах прогреется.
Наступившая весна и присущая ей слякоть направила мои мысли в практическую сторону, начавшуюся с создания прорезиненных валенок. По мере потепления на улице, рос мой опыт производства резиновой обуви. К июню на резиновые сапоги моей конструкции можно было смотреть без отвращения, к сожалению, на этом каучук закончился. Всего у меня вышли три пары мужских резиновых сапог, я сужу по размеру, так как внешне сапоги все были одинаково грязно-чёрного цвета. Женских сапог было четыре пары, высотой до колена, как раз по глубине большинства луж в деревне. Посчитав, сколько каучука потребуется для изготовления резиновых сапог хотя бы сотне моих бойцов, я ужаснулся, рискнув направить заявку с двумя образцами в столицу, Никите с Володей. В сыром климате Санкт-Петербурга резиновые сапоги будут им нужнее, технологию я подробно расписал в письме. А бороться с сырыми ногами и промокшей обувью пришлось классическим для Прикамья способом - всю территорию завода и улицы деревни мы выстелили дощатыми тротуарами, наши пилорамы работали весь световой день, и некондиционных досок было предостаточно.
Перед самой Троицей вернулся из столицы Акинфий Кузьмич, привёз нам гостинцы и письма от ребят. Никита решил Лушникова в совладельцы не брать, сделал завод на паях с Володей, денег вполне хватило. Патентный стол, наконец, организовали, поставив там руководителем нашего друга Желкевского. Одними из первых патентов, выданных Никитой, стали наши ружья, патроны, пара Вовкиных станков, револьверы, и отдельные узлы этих конструкций - ударно-спусковой механизм, револьверная подача патронов и некоторые другие. Одновременно с этим Никита отправил надёжных людей запатентовать пока только одни узлы в Англии и Голландии, само оружие мы решили скрывать как можно дольше. Кстати, Никита писал, что наши ружья прошли в Санкт-Петербурге на 'ура', особенно после того, как Разумовский продемонстрировал их на царской охоте и преподнёс один экземпляр самой императрице Екатерине.
После этого цена ружей подскочила неимоверно, наши подарочные экземпляры удалось частично продать, вырученных денег хватило на организацию ружейного завода. Да ещё осталось на возвращение денег Володе и проплату заказа нам. Никита отправлял нам две тысячи рублей на изготовление ста тысяч капсюлей и двух тонн пороха. По прибытии товара обещал на такую же сумму закупить нам всё, чего запросим. В общем, поставка пороха и капсюлей в Питер становилась выгодным делом. Типографию с рабочими Никита обещал отправить уже нынче летом, спрашивал, почём пойдёт наша бумага, не выгоднее ли её продавать в столице. Короче, хватало приятных предложений, моментально задравших наши планы до небес. Лушников, вновь собранный, живой и весёлый, моментально вписался в работу. Он купил небольшой домик в столице и занялся строительством нормального, двухэтажного дома, наняв для этого артель. Сейчас, после наглядных примеров дороговизны проживания в Санкт-Петербурге, он больше нашего стремился раскрутить продажи, постоянно разъезжая по соседним сёлам и городам. Столица и её перспективы манили его возможностью выхода на иной уровень продаж, на заграничную торговлю, возможностью стать купцом первой гильдии.
Убедившись, что на заводе всё в порядке, Кузьмич отправился на своем корабле с партией ружей и патронов
На заводе нашем подобралась неплохая команда конструкторов-самоучек, изучивших наглядные примеры работы сконструированных Вовкой станков и приспособлений. По аналогии с патронным производством, наши механики-самоучки за пару недель собрали станок для производства консервных банок любой ёмкости. К этому времени запасы наших первых консервов составили десять тонн нетто, хранившихся в прохладных погребах, во избежание (!). Понемногу, не отвлекая мастеров и рабочих от ружейного производства, мы приступили к производству коммерческих консервов, как мясных, так и рыбных, отличавшихся выдавленными на крышках надписями 'мясо' и 'рыба'. Как и в советские времена, на консервном производстве у нас работали в основном женщины, жёны и дочери наших приписных крестьян, двенадцать человек. С учётом небывалой для восемнадцатого века механизации, в среднем они успевали произвести за день до сотни банок готовой продукции.
Наши лавки в Сарапуле, Прикамске, Очёре, Бабке и Оханске представляли собой довольно забавное сочетание оружейных, канцелярских и мясных магазинов. Рядом с патронами и ружьями стояли консервы, за ними высились тетради и пачки бумаги. Обёрточную бумагу мы поставляли даже в Пермь и Казань, в пределах Сарапульского уезда стали просто монополистами. Дела шли настолько хорошо, что летом 1773 года мы решились на расширение производства, рискнув делать это накануне Пугачёвского восстания. Как раз пришла заказанная типография с двумя рабочими-немцами, а мы отправили в Питер обоз с капсюлями и порохом. Типография стала моей игрушкой на месяц с лишним, первой попыткой внедрения агрессивной рекламы в восемнадцатый век. Начав с самого насущного, рекламных буклетов по вербовке мастеров и рабочих на завод, мы продолжили агитацию оброчных крестьян, приглашая их переселяться на берега Камы. Не забыли о новейших ружьях, консервах, бумаге. Листовки развозили по селениям наши приказчики, много взял Лушников, вернувшийся из удачного рейса по Волге.
Его поездки резко повысили продажи ружей и боеприпасов, наши представительства появились в Казани, Нижнем Новгороде, даже Астрахани. Все складские запасы ружей подмели начисто, торговля легко осваивала сотню 'Луш' в неделю. Производство требовало немедленного расширения, благо, возможности его предусмотрел ещё Володя. По моей просьбе, этим занялся тесть, быстро добившись реальных результатов. Всего за пару недель ему удалось довести выпуск ружей до двух сотен, с перспективой выхода на тысячу штук в неделю. Учитывая наш минимальный доход с ружья в пару рублей, такие прибыли давали возможность заняться новыми моделями оружия. Производство миномётов мы не расширяли, ограничившись двумя десятками орудий на складе и тысячей осколочных мин. Револьверы продолжали выпускать по двадцать в неделю, не форсируя их производство. На складах хранились уже семь сотен револьверов, запас патронов для оружия подходил к пятидесяти тысячам.
Я не сомневался, что уже наработанного оружия нам хватит для достойной обороны завода, поскольку все рабочие, охранники и даже вогульские воины, кроме ружей, давно были обучены стрельбе из револьвера. Миномётных расчётов мы приготовили три десятка, из самых доверенных парней. В общей сложности, вместе с рабочими, завод могли оборонять почти триста бойцов. Однако, меня волновало большое число ружей, расползавшихся по Прикамью. Несмотря на то, что изделия все были номерные, с нашим клеймом, учитывались все проданные ружья по фамилиям покупателей, мы их продали к началу августа больше полутора тысяч. И это меня пугало, если хотя бы четверть ружей обратят против нас, добавив туда местные мушкеты, оборону завода легко разрушат. Вспоминая историю, я не мог точно оценить численность пугачёвского войска. В любом случае, не меньше десяти тысяч человек, при пушках и огнестрельном оружии. Кроме того, с ними были казаки, профессиональные воины, всадники. Случись конная атака нашей, Таракановской крепостицы, никакие миномёты не помогут. С башкирами нам повезло, мы их взяли врасплох, казаки такого казуса не допустят. Тем летом, по моим воспоминаниям, в воздухе стоял запах беды, многие люди это чувствовали, создавали запасы продуктов, соли, дров, по заведённым провинциальным традициям. В долг уже с мая никто никому не давал, ни товаров, ни денег. Народ усиленно готовился к чему-то страшному.