Приключение Горохового Гномика
Шрифт:
– По правде говоря, вот этого я и боюсь, – посетовал клоун Стручок, перестав спорить.
– Те рожицы, которые ты специально корчишь, вовсе не смешные, а глупые.
– Ты взаправду так считаешь?
– Взаправду, – кивнул Гороховый Гномик.
– Э-эх! – огорчился клоун Стручок. – Так что же мне делать? Я не могу не корчить новые рожицы.
– Это почему же? – не поверил Гороховый Гномик.
– Клоун должен корчить рожицы. Но если он будет корчить всегда одни и те же рожицы, он быстро надоест зрителям и растеряет
– И для этого ты выкорчиваешь новые рожицы?
– Именно для этого, – подтвердил клоун Стручок.
– А как ты запоминаешь свои новые рожицы?
– С трудом запоминаю, – признался клоун, – мне приходится сотни раз корчить одну и ту же рожицу, чтобы запомнить её.
– Нелегко тебе, – примирительно согласился Гороховый Гномик.
– А иногда бывает так, что я целый день корчу какую-нибудь новую смешную рожицу, а на утро совсем не помню, как я её корчил.
– И тебе приходится опять начинать заново? – сочувственно поинтересовался Гороховый Гномик.
– Ага.
Клоун Стручок отвёл глаза и задумался.
– А иногда совсем не хочется ничего выдумывать, – признался он. – Вот, думаю, возьму сейчас и скорчу страшную рожу. На зло!
– И что? Корчишь?
Клоун Стручок глубоко вздохнул.
– Не умею я корчить страшные рожи.
– Совсем-совсем?
– Совсем-совсем… – тут клоун Стручок глубоко вздохнул ещё раз. – Я не создан для трагедии или драмы. Я могу только в комедии играть.
– А играть – это как? – задумчиво поинтересовался Гороховый Гномик.
– Что значит – как? – не понял клоун Стручок.
– Ну, когда ты играешь, что ты делаешь?
– Как что? Я корчу смежные рожицы.
– Погоди! – рассудил Гороховый Гномик. – Это когда ты репетируешь, ты корчишь смешные рожицы…
– Ну да! А репетиция – это и есть игра. Просто репетировать можно целый день, а играешь на сцене только один раз за вечер.
– А я-то думал… – разочарованно сказал Гороховый Гномик.
Клоун Стручок обиделся.
– Если не репетировать, то на сцене делать нечего, – насупившись, объяснил он, – так как убедительно сыграть не получится.
– Это мне понятно, – согласился Гороховый Гномик, – но я думал, что ты не только корчишь смешные рожицы, когда играешь…
– Да? И что же я ещё делаю? – ехидно спросил клоун Стручок. – Отбиваю щелбаны? Ставлю подножки? Бью пощёчины? Над этим уже никто не смеётся. Кукольный театр Карабаса-Барабаса давно никому не интересен.
– Да нет… – горячо отмахнулся Гороховый Гномик от страшного и незнакомого слова «карабасабарабаса». – Я думал, что ты не только корчишь смешные рожицы, когда играешь, но и танцуешь, или поёшь смешные куплеты.
– Это называется водевиль, – примирительно сказал клоун Стручок. – Я бы рад сыграть водевиль, но тогда мне необходимо, чтобы кто-то сочинил для меня смешные куплеты, так как сам я сочинять не умею.
– А ты пробовал?
– Сто раз пробовал, – подтвердил клоун, – ничего хорошего не получается.
– А почему ты так решил?
– Вот и Роберт Робертович тоже говорит, что мои куплеты – чепуха.
– А спой мне что-нибудь из того, что ты сам сочинил, – попросил Гороховый Гномик.
– А ты не будешь смеяться? – взволновался клоун Стручок.
– Не буду, не буду, – повертел головой Гороховый Гномик и чуть не уронил с неё зелёный колпак.
– Ну, хорошо.
Гороховый Гномик обрадовался и приготовился слушать.
– Только ты не смейся, – напомнил клоун Стручок.
Он откашлялся, а потом тихо и стеснительно запел куплет собственного сочинения:
Однажды глупый пингвин
Арбузом подавингвин.
И косточкой арбузной
Он был переконтузный.
Гороховый Гномик слушал клоуна Стручка с медленно расплывающейся улыбкой. Наконец он засмеялся так громко, и так заливисто, что впору было схватиться за живот, броситься на травку-муравку и заколотить по ней голыми пяточками.
Клоун Стручок насупился.
– Ты обещал, что не будешь смеяться, – пробурчал он, обидевшись на Горохового Гномика.
– Погоди, – продолжал смеяться Гороховый Гномик. – Погоди, брат Стручок, – примирительно увещевал он его, – ведь это был смешной куплет?
– Ну да… Смешной…
– Ну?
– Что ну?
– Вот я и рассмеялся!
– А почему ты рассмеялся?
– Потому что мне стало смешно.
– Так ведь он глупый получился.
– Какая разница, если он смешной? Спой ещё чего-нибудь!
– Ты опять станешь смеяться, – недоверчиво пробурчал клоун Стручок.
– Стану! – с радостью согласился Гороховый Гномик. – Если мне смешно будет.
– Ну ладно… – оттаял клоун.
Он подбоченился, скорчил смешную рожицу и громко спел ещё один куплет:
Однажды в студёную зимнюю пору
Спустили с цепочки голодную свору.
Пришлось мне в студёную зимнюю пору
На высоковольтную слазить опору.
Ни один мускул на лице Горохового Гномика не дрогнул. Он ничего не понял. Во-первых, он никогда не видел зиму, и едва ли знал, что такое «студёная пора». Во-вторых, «высоковольтная опора» – такое дерево в их саду точно не росло.
– Разве это не смешно? – заискивающе спросил клоун Стручок.
Гороховый Гномик отрицательно замотал головой. Он уже потерял интерес к куплетам. Он рассеянно смотрел сквозь расстроившегося клоуна и думал о том, что же ещё можно было придумать? И тут его осенило: