Приключение Питера Симпла
Шрифт:
— Теперь, Питер, маленькое упражнение до завтрака.
— Какое упражнение?
— На ходулях. Надеюсь, через неделю ты будешь в состоянии протанцевать гавот. Питер, на них мы выйдем из Франции.
Тут О'Брайен взял ходули, принадлежавшие мужчине, и подал мне те, которые служили девушке. Мы привязали их к ногам и, прислонясь к дереву, смогли встать прямо; но при первой попытке ходить О'Брайен свалился в одну, а я в другую сторону. О'Брайен упал на дерево, я упал на нос и расшиб его до крови. Однако это только рассмешило нас; мы поднялись снова, и хотя падали часто, но наконец-таки добились некоторых успехов в этом искусстве. Тут возникло новое затруднение: как слезть
— Мы с каждым днем приобретаем все больше ловкости, — сказал О'Брайен. — Наша провизия рано или поздно истощится, и тогда мы отправимся в путь, а покуда давай делать репетиции в костюмах.
О'Брайен нарядил меня в платье несчастной девушки, а сам надел одежду мужчины. Костюмы эти очень шли к нам, и в последний день мы упражнялись на ходулях в роли савоярской пары — мужа и жены.
— Питер, — сказал О'Брайен, — из тебя вышла хорошенькая женщина; смотри, не позволяй мужчинам вольностей.
— Не бойся, — заверил я. — Но, О'Брайен, эти юбки не очень-то теплы; я буду носить брюки, обрезав их только по колени.
— Хорошо, — сказал О'Брайен.
На следующее утро мы, взяв ходули на плечи, смело вышли на большую дорогу, ведущую в Мехелен. Мы встречали много народу — жандармов и других, — но никто не обращал на нас внимания, разве что делали кое-какие замечания насчет моей приятной наружности. Под вечер мы пришли в деревню, в сарае которой ночевали, и тотчас же, став на ходули, начали марш. Толпа окружила нас: мы подставили шапки и, получив девять или десять монет, вошли в постоялый двор. Нас закидали вопросами: откуда и куда мы идем. О'Брайен на все давал ответы, плетя самую немыслимую ложь.
Я разыгрывал скромную девушку, а О'Брайен, выдавая меня за сестру, прикидывался заботливым братом и ревновал к малейшему вниманию, которое мне оказывали. Мы выспались хорошо и на следующее утро продолжали свой путь к Мехелену. На дороге мы часто влезали на ходули для практики, что очень замедляло наш путь; от этого мы прибыли в Мехелен лишь на восьмой день, впрочем, без всяких приключений и задержек. Подходя к заставе, мы стали на ходули и смело вошли в город. У заставы стража остановила нас, не по подозрению, а чтобы позабавиться, и прежде чем мы получили позволение войти в город, я принужден был претерпеть поцелуи уст, издававших сильный запах чеснока Мы снова влезли на ходули (стража заставила нас слезть, иначе она не могла бы поцеловать меня) и отправились на главную площадь, выделывая по дороге нечто вроде танца. Там мы остановились против одного отеля и начали исполнять разученный нами вальс; обитатели отеля смотрели на нас из окон. Закончив, я подошел к окну с шапкой О'Брайена. Но каково было мое удивление, когда я увидел полковника О'Брайена, строго глядевшего мне в лицо. Хуже того, я увидел также и Селесту, которая тотчас узнала меня и, закрыв глаза руками, бросилась в глубину комнаты на софу, со словами: «Это он, это он!» К счастью, О'Брайен стоял недалеко и успел поддержать меня, иначе я упал бы.
— Питер, собирай деньги с народа — или ты погиб. Я последовал его совету и, получив несколько пенсов, спросил его, что мне делать.
— Подойди
Я воротился к окну; полковник О'Брайен уже исчез, но Селеста была здесь и, казалось, ожидала меня. Я протянул к ней шляпу, она опустила в нее руку. Шляпа подалась вниз от тяжести упавшего; я вынул кошелек, сжал его в руке и положил за пазуху. Селеста отошла от окна, из глубины комнаты послала мне воздушный поцелуй и вышла за дверь. Минуту я не мог двинуться с места, но О'Брайен привел меня в чувство; мы оставили площадь и заняли комнату в небольшом трактире. Заглянув в кошелек, я нашел там пятнадцать наполеондоров; эти деньги, конечно, она получила от отца. Я плакал над ними от восхищения. О'Брайен был также тронут добротой полковника.
— Он настоящий О'Брайен, — говорил он, — до мозга костей; даже эта проклятая страна не в состоянии лишить благородный род его добрых качеств.
В трактире, где мы остановились, нам сказали, что офицер, перед отелем которого мы плясали, назначен комендантом мощной крепости Береген-Оп-Зом, куда он и отправился.
— Мы по возможности должны избегать встречи с ним, — сказал О'Брайен, — это значило бы злоупотреблять его чувством долга. Не годится также показываться больше на ходулях; а потому, Питер, постараемся скорее уйти из города и в дальнейшей судьбе своей положимся на нашу смекалку.
Рано утром мы вышли из города; О'Брайен достал кое-какое крестьянское платье. А в нескольких милях от Синт-Никласа мы бросили ходули и нашу прежнюю одежду и оделись в платье, приобретенное О'Брайеном.
Он не забывал также запастись двумя широкими темноватыми простынями, которые мы привязали на спине, как солдаты привязывают свои шинели.
— За кого же мы станем теперь выдавать себя, О'Брайен?
— Это будет решено сегодня ночью. Я надеюсь напасть на какую-нибудь оригинальную идею; но нам нужно поторопиться, а то нас завалит снегом.
Мы шли очень скоро и вдруг заметили перед собой двух путников.
— Догоним их, они могут сообщить нам какие-нибудь полезные сведения.
Когда мы подошли к ним (оба они были ребята лет семнадцати или восемнадцати), один из них сказал О'Брайсну:
— Я думал, мы последние, но ошибся. Как далеко до Синт-Никласа?
— Почем я знаю, — отвечал О'Брайен, — я такой же чужестранец в этих местах, как и вы.
— Вы из какой части Франции? — спросил другой, стуча зобами от холода, потому что был бедно одет и плохо защищен от суровой погоды.
— Монпелье, — отвечал О'Брайен.
— А я из Тулузы. Неприятно, товарищ, променять оливковые рощи и виноградники на такой климат, как этот. Проклятый набор! Я надеялся обзавестись женушкой на будущий год.
О'Брайен толкнул меня, как бы желая сказать: «Здесь можно кое-чем воспользоваться», и потом продолжал:
— Проклятый набор, скажу и я также; я только что женился, а теперь жена моя подвергается докучливому вниманию податного откупщика. Но делу нельзя помочь.
— Мы опоздаем взять билеты, — вздохнул путник, — а у меня нет ни шиша в кармане. Не застать нам главного отряда рекрутов, он должен быть теперь в Акселе.
— Хорошо бы быть поскорее в Синт-Никласе, — сказал О'Брайен, — у меня осталось немного денег, и я не допущу, чтобы мой товарищ, отправляющийся на службу отечеству, оставался без ужина или постели. Мы рассчитаемся во Флиссингене.
— Я с величайшей благодарностью, — подхватил француз, — точно также и Жан, если вы поверите ему.
— С удовольствием! — ответил О'Брайен и вступил в длинный разговор с французами, из которого узнал, что часть рекрутов отправлена во Флиссинген и что они отстали от главного отряда.