Приключение в Камберуэлле
Шрифт:
– Итак, мистер Холмс, – наконец строго заговорил Лестрейд. – Вы достаточно долго сохраняли таинственный вид, чтобы заинтриговать даже доктора Уотсона. Давайте выкладывайте вашу теорию.
– У меня нет теории. Я лишь изучаю факты.
– Ваши факты обходят стороной преступника.
– Это мы еще посмотрим. Кстати, святой отец, каковы отношения между мисс Долориз и вашим племянником?
– Странно, что вы заговорили об этом, – отвечал мистер Эпли. – В последнее время их отношения были для меня источником страданий. Но, справедливости ради, должен добавить, что вина лежит на юной леди. Не имея на то никаких причин, она ведет себя оскорбительно по отношению к нему. А самое худшее, что она выказывает свою неприязнь на людях.
– Вот как! А что мистер Эйнзворт?
– Эйнзворт слишком добр, чтобы не сожалеть по поводу поведения своей невесты в отношении моего племянника. Он воспринимает это почти как личное оскорбление.
– Понимаю. Весьма похвально. Но, если я не очень ошибаюсь, вот и наши гости.
Старая дверь со скрипом отворилась, и в комнату с достоинством вступила высокая изящная девушка. Ее темные глаза сверкали неестественным блеском; она подолгу останавливала на каждом из нас свой пытливый взгляд, в котором отражалась враждебность и, сверх того, отчаяние. Стройный белокурый молодой человек со свежим цветом лица и необычайно ясными проницательными голубыми глазами вошел вслед за ней и дружески приветствовал Эпли.
– Кто из вас мистер Шерлок Холмс? – громко спросила юная леди. – Ах, да. Я полагаю, вы обнаружили новые доказательства?
– Я приехал, чтобы услышать о них, мисс Дейл. Я, правда, слышал уже все, кроме того, что в действительности произошло в ту ночь, когда ваш дядя… умер.
– Вы делаете акцент на слове «умер», мистер Холмс?
– Но, черт побери, дорогая, что он может еще сказать? – спросил молодой Эйнзворт, натужно рассмеявшись. – У тебя в голове, наверно, все перемешалось из-за того, что гроза в ночь на вторник вывела твоего дядю из душевного равновесия. Но она кончилась прежде, чем он умер.
– Откуда вам это известно?
– Доктор Гриффин сказал, что он умер не ранее трех часов ночи. Да он был в полном порядке до этого.
– Судя по всему, вы в этом вполне уверены.
Молодой человек посмотрел на Холмса с видимым смущением.
– Конечно, уверен. Вам и мистер Лестрейд может сказать, что в течение ночи я трижды заходил в эту комнату. Сквайр просил меня об этом.
– В таком случае я бы хотел знать все факты с самого начала. Быть может, мисс Дейл…
– Очень хорошо, мистер Холмс. Во вторник вечером мой дядюшка пригласил моего жениха и доктора Гриффина отобедать с нами в «Приюте владыки». Прежде всего я обратила внимание на то, что он будто чем-то встревожен. Я приписала это отдаленным раскатам грома; он ненавидел грозу и боялся ее. Но теперь я думаю о том, что тревога либо лежала у него на сердце, либо не давала покоя совести. Как бы там ни было, нервное напряжение в продолжение вечера все более охватывало нас, и даже чувство юмора доктора Гриффина не спасло положения, когда молния ударила в дерево. «Поеду-ка я домой, – сказал он, – надеюсь, ничего со мной не случится в эту грозу». Доктор Гриффин решительно несносен!
«А я рад, что остаюсь, – рассмеялся Джеффри, – с этими старыми добрыми громоотводами чувствуешь себя вполне уютно».
Мой дядюшка вскочил со стула.
«Ты, дурень! – вскричал он. – Разве ты не знаешь, что в этом доме нет громоотводов?»
И мой дядюшка затрясся точно сумасшедший.
«Я не хотел сказать ничего дурного», – простодушно произнес Эйнзворт. Затем, когда он принялся расписывать свои кошмары…
– Кошмары? – переспросил Холмс.
– Да. Он жаловался на то, что его мучают кошмары и что в такую ночь человек не должен оставаться один. Он успокоился, – продолжала мисс Дейл, – когда Джеффри сказал, что заглянет к нему пару раз в течение ночи. Право же, было жаль его. Мой жених зашел к нему… в котором часу, Джеффри?
– Первый раз в половине одиннадцатого, потом в полночь и, наконец, в час ночи.
– Вы разговаривали с ним? – спросил Шерлок Холмс.
– Нет, он спал.
– Тогда откуда же вы знаете, что он был жив?
– Как многие пожилые люди, сквайр спал со светом – голубым огоньком горела свечка в кувшине, стоявшем в очаге. Я мало чего мог увидеть, но его тяжелое дыхание среди завывания бури я слышал.
– Было начало шестого следующего утра, – сказала мисс Дейл, – когда… Я не могу говорить! – воскликнула она. – Не могу!
– Успокойся, дорогая, – произнес Эйнзворт, не сводивший с нее глаз. – Мистер Холмс, на мою невесту это очень сильно подействовало.
– Позвольте мне продолжить, – вступил священник. – Как раз занимался рассвет, когда в дверь моего дома громко постучали. Из «Приюта владыки» с особой поспешностью был прислан помощник конюха, явившийся с ужасными новостями. Похоже, горничная, как обычно, принесла утром сквайру чай. Раздвинув занавески, она закричала в ужасе, когда увидела своего хозяина мертвым в постели. Наспех одевшись, я бросился к «Приюту владыки». Когда я вошел в спальню, сопровождаемый Долориз и Джеффри, доктор Гриффин, которого призвали первым, уже закончил осмотр.
«Он мертв уже часа два, – сказал доктор, – но клянусь, не понимаю, отчего он умер».
Я подошел к кровати с другой стороны, намереваясь прочесть молитву, и увидел золотые часы Трелони, сверкнувшие в луче утреннего солнца. Часы были с заводной головкой, без ключа. Они лежали на небольшом столике с мраморным верхом, среди пузырьков с лекарствами и флаконов с жидкими мазями, которые распространяли в непроветренной комнате сильный запах.
Говорят, в драматическую минуту человек обращает внимание на сущие пустяки. Это так, иначе я не могу объяснить свое поведение.