Приключения 1964
Шрифт:
— Вам не помешает, если я буду ходить?… Очень хорошо… Ну-ну, пожалуйста…
Валерий заранее решил, что скажет. Без эмоций, только факты. Об анализе не стоит: результат отрицательный.
— Поработали вы неплохо, — мимоходом отметил прокурор. — Ничего нового? Так. Что же, надо передать в суд?
— Как будто.
Прокурор спокойно продолжал мерить шагами комнату. Сказал не оборачиваясь:
— Значит, нельзя передавать в суд.
— Почему? — схитрил Валерий.
— Потому, что у следователя
— Таирова не признает себя виновной.
— Знаю. Очень печально. Но одного этого мало.
— Я ей верю, Гасан Махмудович…
Прокурор наконец-то обернулся. Сказал негромко:
— Вот это меняет дело. Вы были у эксперта?
— Был. Он считает, что возможно только одно — кроме, конечно, ошибки Таировой: неизвестная примесь в нефти. Я давал на анализ из резервуаров. Безуспешно. А мой товарищ химик… говорит, что это ничего не доказывает…
Прокурор долго молчал. Устало махнул рукой.
— Погуляйте. Зайдите минут через сорок.
Полдень — самое пекло. Воздух тягучий и липкий. Не идешь, а плывешь в парном молоке.
В подъезде прохладнее. Кажется, от тяжелых каменных стен тянет ветром. Интересно, что решил прокурор?
— Едем к консультанту. — Прокурор отдохнул, смеётся.
Зал. Сдвинутые столы. Вереница телефонов. Пульт, подсвеченный лампочками, — совсем как на заводе.
Хозяин, смуглый, большеголовый, поднялся им навстречу.
— Это наш товарищ, Крымов.
Вежливо, но без особого интереса:
— Очень рад. Рустамов.
Посторонние могли бы догадаться и уйти. Ничего подобного. Посетителей становится всё больше. Отвечая, Рустамов не повышает голоса. Не приказывает, советует. При всём том ясно: он начальник. И едва ли не главный в объединении. Ему докладывают о ходе добычи нефти. О бурении. О заводе, который срывает ремонт агрегатов. О нехватке труб. О катере, час назад ушедшем в море.
— Мы по делу, — пользуясь минутной передышкой, говорит прокурор. — Валерий Петрович, расскажите.
— Пожалуйста, — подтверждает хозяин и берется за телефонную трубку.
Рассказывать невозможно. Кто-то вошел и стоит — ждет, пока он кончит. Начальник кладет трубку и, задумавшись, берет две другие. Появляется секретарь и что-то ему шепчет. Начальник кивает.
Слова приходят какие-то куцые, бледные. Здесь, в деловитой сутолоке планов, вопросов, дел, его сомнения кажутся игрой фантазии. Девушка, которая говорит правду. Неизвестное явление. Состав нефти меняется. Каждая скважина… Он спохватывается. Кому он объясняет, нефтяникам?
— Да, да, — начальник кивает. — Постоянства нет даже в пределах одной скважины.
Снова звонит телефон, хлопает дверь. Валерий больше не может, ему душно.
— Так
— Понимаю, — медленно говорит начальник. И помолчав: — Итак, вы допускаете, что взрыв вызван особой причиной: составом нефти или неизвестной примесью. Допустим. А как это обнаружить, вы думали? Ведь нам, собственно, пока не ясно, что искать.
— Можно собрать в лаборатории маленькую установку…
— Воспроизвести условия. А, Иван Христофорович?
— Пожалуй.
— Только это не моя идея. Евгения Погосяна из института переработки нефти.
— Их идея, у них и соберем. Договоришься, Иван Христофорович?
— Отчего же, можно.
— Али Ахмедович, предупреди на промыслах: материалы, документы, пробы… И вообще пусть помогут. Со временем туго? Ничего, попроси от моего имени.
Он проводил их до двери. Выходя, Валерий услышал обрывки разговора:
— Как? — голос прокурора.
— Сомнительно. За четверть века моей работы не было ничего подобного. Но мы всячески поможем. И главное — воспитываешь правильно.
— Не я. Время.
В машине прокурор сказал, ни к кому не обращаясь:
— Товарищ, у которого мы были, вернулся домой в пятьдесят четвертом году. Издалека.
Солидность — первое, что он ощутил в установке. Два низких, прочно влепленных в бетон цилиндра, массивные трубы, очкастые глаза приборов. Установка занимала немного места, и потому большое темноватое помещение казалось пустым. Как будто здесь заранее приготовились к взрыву.
— Грохнет? — спросил Валерий.
— Будь спокоен. — Женькин голос дрожал от азарта. — Давай тащи.
Валерий привез нефть с заводского резервуара, потом из ПТК. Испытания прошли спокойно, установка и не думала «грохать». Женька довольно хмыкал, он это предсказывал.
— Гони из резервуарных парков, — сказал он весело. — Много их?
— Нужных шесть.
— Ясно. Нам вдвое легче, чем Остапу Бендеру. Стульев, как известно, было двенадцать.
…И первая, и вторая, и третья пробы ничего не дали.
— Это всегда так, — ворчал Женька. — Ничего, шестая сработает.
— М-да, — сказал он мрачно, когда и десятая проба окончилась неудачей. — Придется перекинуться на промыслы.
Валерий вставал в пять, торопился на электричку. Ехать позднее не имело смысла: промысловое начальство исчезало на «объект». Найти его там было невозможно. Конечно, «лес вышек» — метафора. Леса нет, каждая вышка сама по себе. Но промысел занимал огромную площадь, и начальство имело привычку непрерывно двигаться: пешком, на попутных машинах, на тракторах, на трубовозках, даже на агрегатах для гидроразрыва.