Приключения-1966
Шрифт:
Лейтенант пополз вдоль подножия высоты. Вблизи она казалась огромной, на ней росли одинокие кусты и вырисовывались черные промоины от ручьев. Выбрав одну из таких промоин, Ковров приподнялся, махнул старшему третьей группы, чтобы ждал здесь, а сам пополз с Макагоновым дальше — к вершине.
Когда промоина вывела на обратный скат, Ковров увидел часового. Он ходил ниже того места, где был укреплен шест с флагом и, как и предполагал Ковров, был в безопасности от пуль, прилетавших с нашей стороны.
Часовой в шинели, в каске, с автоматом на груди не торопясь прохаживался по тропке. Тропу эту длиной метров пятьдесят хорошо было видно даже в темноте — так ее натоптали за день. На скате, где лежали Ковров и Макагонов, дорожка часового почти доходила до промоины, а на том краю, где должен был подползти Голощапов, ни промоин, ни кустов видно не было. «У меня подступы удобнее, — определил Ковров, — часового нужно снимать мне». Лейтенант отдал свой автомат Макагонову, жестом указал ему — приотстань. А сам достал из кобуры пистолет и переложил его за пазуху: в рукопашной некогда будет искать кобуру под маскировочной одеждой. Вынул нож и спрятал его лезвие в рукав, чтоб не выдал блеск. Приготовясь таким образом к схватке, Ковров стал подползать к месту, где промоина ближе всего подходила к тропке часового. Когда часовой шел лицом к промоине, лейтенант лежал неподвижно, когда же он уходил в противоположную сторону и был к промоине спиной, Ковров осторожно подползал, быстро осматривая все вокруг, стараясь определить во мраке, где находится караул. Хорошо было бы установить, сколько времени стоит часовой — час, два? Если его снять сразу после того, как он заступил на пост, у разведчиков будет больше времени и шансов на благополучное возвращение. А то может получиться так — кинешься на часового, а тут смена пожалует. Однако, как ни вглядывался Ковров в темноту, ничего ни увидеть, ни услышать не удавалось.
Малейший шорох мог все испортить, поэтому лейтенант полз довольно долго. Наконец он достиг того места, от которого до тропинки часового оставалось шагов пять. Но как преодолеть эти последние метры? Ползти бесполезно — на гладком скате часовой увидит. Подбежать к нему в тот момент, когда он повернется спиной, — выдадут сапоги. Часовой услышит топот и успеет обернуться.
Ковров смотрел на сапоги: «Может быть, обмотать их чем-нибудь мягким? Но чем? Перчатки не налезут. А не проще ли снять? Босой пролечу — ахнуть не успеет!» Лейтенант порадовался своей догадливости. Стараясь не шуметь, принялся лежа разуваться. Портянки тоже пришлось сбросить. Холодная земля пощипывала ноги. Ковров поджал пальцы. С приближением момента для решающего броска сердце стучало все громче. Дыхание в груди спирало. Ковров крепко сжимал рукоятку ножа и в эти минуты с завистью вспомнил: «Хорошо в кино: только взмахнут ножом — и человек безмолвно падает. Нет, на воине не так!» Ковров по опыту знал: человек за жизнь бьется отчаянно, его не всегда свалишь одним ударом. Надо уметь нанести такой удар.
Гитлеровец приближался. Сейчас он дойдет до конца дорожки, повернется и...
У Коврова остановилось дыхание, он поднялся и, словно на крыльях, пролетел расстояние, отделявшее его от темного силуэта. Могучий удар в спину, а другая рука тут же легла на разинутый для крика рот. Ковров повалил бьющегося фашиста, прижал, придавил к земле, не позволяя кричать. К ним тут же метнулся Макагонов. Вдвоем подержали гитлеровца, пока он не затих.
Лейтенант вернулся за сапогами. Рывком натянул их на ноги, без портянок. Не видя второй группы захвата, которая при таком варианте действий должна была снимать в это время флаг, Ковров и Макагонов быстро полезли вверх по склону к шесту.
«Неужели Голощапов струсил? — думал лейтенант. — Не может быть!»
Вдруг в стороне послышался топот и какая-то возня. Ковров остановился, приготовил оружие. Но затем стало тихо. Быстро добравшись до вершины, Ковров и Макагонов дрожащими руками развязали веревку и опустили флаг. Он оказался огромным, бился на ветру, будто не хотел сдаваться русским. Лейтенант комкал полотнище и все думал: «Какой большой, черт, а издали казался маленьким!»
Когда флаг замотали веревкой, из него образовался целый тюк. Здоровяк Макагонов взвалил его на спину, и разведчики поспешили к третьей группе.
— Здорово, товарищ лейтенант, — зашептал сержант Гущин.
— Подожди радоваться, еще не выбрались, — так же тихо ответил Ковров и спросил: — Голощапов не вернулся?
— Нет.
— Что-то у них произошло. Они не появились, когда мы сняли часового.
— Все время было тихо, — сказал сержант.
— Ну, ладно. Долго оставаться здесь нельзя, забирайте флаг и дуйте назад. А я с Макагоновым пойду искать Голощапова.
Разведчик попытался возразить:
— Товарищ лейтенант, вы сегодня и так уж поработали, может быть, я?..
Но Ковров его прервал:
— Делайте, что приказано!
Не успели еще разведчики двинуться в обратный путь, как со стороны высоты показалась темная фигура. Она была огромна, словно вздыбленный медведь. Разведчики притаились. Вскоре они разглядели своего товарища — Боткина. Он нес на спине Голощапова.
— Что с ним? — спросил Ковров.
— Ранен, — выдохнул запыхавшийся от тяжелой ноши разведчик.
— Тихо вроде было, — сказал Макагонов.
— Потому и тихо было, — непонятно ответил разведчик.
— Ладно, дома разберемся, — прервал разговор Ковров. — Всем иметь в виду: назад нужно выходить так же осторожно, как ползли сюда.
Лейтенант опять пошел первым; он старался найти следы группы и вернуться по ним. Но в темноте это оказалось невозможным. Миновав кромку знакомых кустов, разведчики легли и стали дальше выбираться по-пластунски. Ковров прислушивался, не обнаружится ли опять говор, на который он натолкнулся в этом месте. Голосов слышно не было. Продолжая ползти, лейтенант увидел перед собой полоску свежевырытой земли, а за ней разглядел окоп. Он предостерегающе поднял руку. Разведчики замерли. Разглядывая окоп, командир приподнялся. Траншея была обжитой, но гитлеровцев видно не было, однако они могли находиться за первым же изгибом траншеи. Лейтенант повернул вправо, обогнул опасное место и двинулся к нейтральной зоне. Он уже готов был вздохнуть с облегчением — скоро немцы останутся позади, — как вдруг во мраке раздались тревожные крики. Гитлеровцы шумели где-то в глубине обороны, наверное, на высоте, где остался шест от флага. Одна за другой взмыли в небо ракеты и осветили все вокруг ослепительно-зеленоватым светом.
«Хватились! — понял Ковров. — Ну, сейчас начнется! Эх, жаль, не успели отползти подальше, нельзя вызвать огонь артиллерии — свои снаряды побьют!»
Поднялась беспорядочная, еще не прицельная стрельба. Разведчиков пока не обнаружили. Они лежали под кустами, в воронках от мин и снарядов, прижимаясь к земле. Сердца их так гулко бились, что каждому казалось — удары эти невероятно громки, их вот-вот услышат враги.
«Неужели не выскочим?! — лихорадочно думал Ковров. — Все сделали, только уйти осталось». Он представил себе озабоченное лицо комиссара, который слышит всю эту суматоху и не может понять, что здесь происходит и как помочь разведчикам.
Ракеты вспыхивали и гасли. Свет и мрак на несколько секунд сменяли друг друга, будто кто-то баловался осветительным рубильником — то включал, то выключал его.
Ковров лежал, прижимаясь к земле даже лицом. Во время вспышек ракет он разглядел: самый ближний окоп находится метрах в сорока впереди и левее, за ним начиналась нейтральная зона.
Немцы не видели разведчиков, все их внимание было устремлено в сторону наших позиций, а группа лежала позади этого окопа, она не успела доползти до него, когда началась тревога.