Приключения 1984
Шрифт:
— Смотря кто это был бы. Он и с двумя противниками вступил бы в борьбу — крепок был здоровьем. И злой волей своей.
— А вы не исключаете, что этим вторым могла быть Галина?
— Чтобы говорить о втором, не помешало бы знать первого, — на этот раз добродушно усмехнулся прокурор. — Не исключено. Если то была она, вряд ли она совершит ошибку, которая выдаст ее. Хитрая женщина. Но этот клубок мы все равно распутаем, хотя пока мы знаем лишь меньшую часть того, что произошло. Вообще же должен вас предупредить, что нас даже никакие сроки не торопят.
— Как это понимать? — не поверил я, потому что до сих пор он сам действовал и меня просил все делать безотлагательно.
— А вы рассудите спокойно,
— Вы готовы сделать такой вывод, чтобы не искать, кто его убил? — все еще не верил я.
— Я бы так и поступил. Если б, конечно, имел право. У меня нет доказательств, но вполне возможно, что и моего старшего брата в сорок втором году погубил этот тип. Зато у меня есть доказательства участия этого мерзавца Сличко, — голос Привалова неожиданно задрожал, и он теперь смотрел мне прямо в глаза, не моргая, — в других трагедиях. Так что он получил свое, даже если некто совершил над ним самосуд. Он получил свое. И тетю Пашу он мог задушить, что бы там ни показывала экспертиза. А что касается девчонки, — голос его мягче не стал, и он по-прежнему смотрел на меня в упор, так смотрел, словно гипнотизировал меня, — она могла отравиться по той же причине, по какой две ее сестры, более опытные в житейском смысле, ушли из дома, в котором появился отец. Могла ведь, могла.
Привалов замолчал и резко отвернулся к стене. То ли он слишком многое сказал мне, то ли недоговорил чего-то. Я понял, что не следует спорить с ним. Все доводы, какие я мог бы ему привести, он наверняка и сам себе приводил.
Помолчав минуту, я все-таки сказал:
— Но самая старшая не ушла.
Ему будто нужен был хоть такой, хоть самый простенький вопрос, чтобы прийти в обычное состояние. Он вздохнул коротко, решительно и обернулся ко мне:
— Хотя эта самая старшая, Софья, в ту ночь была на работе, с шести вечера до шести утра, как и вы, дежурила в больнице, я ей не верю, ни одному ее слову не верю.
— Да я не об этом, — возразил я. — О другом. Должна же существовать причина, которая заставляла ее оставаться в доме, не уходить из него, как те две сестры?
— Причина может быть и та, что все люди разные. Даже дети предателя.
— Или — тем более дети предателя. Ни в чем не виновные, — вставил я, но Привалов пропустил эту реплику мимо ушей.
— Была причина, — продолжил он. — Завещание тетки. Нотариус уже ознакомил меня с ним. С этим любопытным документом. Любопытным не столько потому, что тетка в случае своей смерти завещала весь дом одной, именно этой своей старшей племяннице. Завещание любопытно своей датой. Покойная тетушка явилась в нотариальную контору как раз в то утро, когда было обнаружено, что ограблен магазин на Микитовке. Если верить расчету вашего друга Чергинца, Сличко уже был здесь.
— Тетка предвидела свой скорый конец? — ужаснулся я.
— Необязательно. — Прокурор уже был совершенно спокоен. — Понимаете, она даже договорилась с нотариусом: придет на днях, чтобы вообще переписать дом на Софью. Но когда — на днях? Когда Сличко уедет? Или когда его заберет милиция? Или кто-то его убьет? Заметьте, что Вера и Надежда — про младшую я не знаю — понятия не имели, что дом уже определен старшей сестре. А Софья об этом знала.
— Как же те две объясняют свой уход?
— Одна тем, что боялась потерять то ли жениха, то ли еще не жениха, то ли уже не жениха. Вторая — ссорой со старшей сестрой, но не из-за дома. И обе — присутствием отца. Я с ними не встречался, все это они говорили следователю угрозыска. А разрешение на похороны я дал.
— Угрозыск работает, прокуратура работает. Ну для чего вам я еще нужен?
— Доктор, истину надо установить. И ваша помощь, поверьте, очень нужна. Скоро вы сами в этом убедитесь. Но вас с Чергинцом, повторяю, никакие сроки не лимитируют. Ну, почему вы не хотите меня понять? — вопросом ответил мне прокурор. Насколько я знал, подобная манера разговора была ему чужда, чаще всего он был точен. — Если бы мы имели дело с уголовниками, рецидивистами, я бы вас ни о чем не просил и ни во что не вмешивал. Но обычно люди, пусть даже и запутавшиеся в чем-то и совершившие что-либо нехорошее — слово «преступление» пока произносить не буду, — легче открывают душу в неофициальной обстановке, чем в кабинете прокурора или следователя. А нам сейчас важнее узнать причины. Чем все кончилось, и так ясно. И здесь вы с Чергинцом незаменимы. Но от сестер и Чергинец ничего не узнает, — добавил он. — Есть другая дорога.
— Вероятно, — ответил я. — И Чергинец вам поможет, что-нибудь придумает, но я-то тут при чем?
— Доктор, давайте заключим договор, — более чем серьезно предложил Привалов. — Вы потерпите и сделаете все, что можете, чтобы нам помочь. А я даю слово, что со временем объясню вам без малейших недомолвок, почему втянул вас в эту историю. В историю, — повторил он и протянул для рукопожатия руку.
— Ладно. Согласен, — сказал я.
Вообще-то я хотел сказать проще: «Ладно, черт с вами». Но решил, что еще успею нагрубить Привалову. В ту, например, минуту, когда все наши конструкции рухнут и останемся мы перед зияющей пустотой. Тогда-то и появится повод нагрубить ему, поручившему сбор информации по такому делу врачу да сталевару, пусть даже и депутату облсовета.
5
— Ну что, государственный человек, придумал что-нибудь новенькое для своего реферата?
И часа не прошло, как я снова нарушил одиночество Сергея. Но теперь-то я понимал, чего хочет от нас Привалов. После нашего завтрака Сергей спать не ложился. Я пересказал ему разговор с прокурором. Он понял все мгновенно.
— Ладно, ясно, — согласился Сергей. — Время у меня есть, ничего, что потом в ночную, — сейчас все равно не уснуть. Поехали к Малыхе. Это верно, что с теми сестрицами я и говорить не стану.
На автобусах, с пересадкой, отправились мы в речной порт. Сидя у окна и поглядывая на прохожих, Сергей внезапно сказал:
— Доктор, я тогда не открыл вам, уж как-то вы спрашивали с подтекстом. Володьки Бизяева дома ночью не было... С десяти вечера его не было до трех ночи.
— Родительская информация?
— Нет, они как раз думали, что он у себя в комнате.
Да, ситуация. Выходит, тем вторым человеком или даже первым, мог быть и девятнадцатилетний Владимир Бизяев, которому родители не разрешили жениться на младшей дочке Сличко. Собственно, одним из двоих, если их, конечно, было двое, мог быть кто угодно. Вот только вряд ли первому попавшемуся взбредет в голову часов в одиннадцать вечера тащиться в Крутой переулок, мрачный и неуютный, да еще по такой погоде. Значит, нужно искать людей, которых что-либо привязывало к дому Павлины Назаровны Осмачко. Пока что алиби имела только Софья, пребывавшая на ночном дежурстве в больнице.
И вдруг невероятная мысль поразила меня: а почему там не могла быть сама Люба Сличко? Смена в лаборатории тоже начинается в двадцать три сорок (ловлю себя на том, что время я уже называю профессионально — не одиннадцать вечера, а двадцать три часа). Спрашиваю Сергея:
— Сколько времени ты тратишь на дорогу? Когда, допустим, идешь в ночную смену?
— Полчаса. Если автобусом еду с Октябрьской площади. А если от ЦУМа... тут наискосок идти, через развалины, ночью неприятно, то минут двадцать пять. Но это до завода. А там еще до цеха.