Приключения 1985
Шрифт:
Аккет сидел у рации, вызывал председателя колхоза, но вызвать не смог. Долго Аккет слушал крики и стоны Нельвида. Наконец не выдержал, встал и направился в палатку больного.
— Ты, однако, хуже бабы, — сказал сердито. — Орешь, будто тебя собаки рвут. Мне стыдно за тебя, никому спать не даешь. Завтра утром поедешь на нарте в больницу, рация не работает.
— На нарте я не поеду, — сказал упрямо Нельвид. — Еще умру в дороге в такой мороз.
— Ладно, поедет Эттык, она привезет врача или вызовет вертолет. Эттык мужественнее тебя, — сказал Аккет.
Это подействовало
— Ты, Эттык, с утра поедешь в село, — обратился Аккет к девушке. — Там попросишь связаться с Дорофеевым, пусть председатель вертолет пришлет. Езжай на собачках, они выносливей оленей. — Бригадир вышел из палатки.
Утром, отправив дочь больного в село, Аккет пошел ловить ездовых оленей. «Надо перевезти шатуна, — думал он. — Пока оттает, пока шкуру снимешь — много времени уйдет». Бригадир был доволен, теперь спокойней будет пасти оленей. Да и мясо медвежье уж очень вкусное. Здоровенный медведь, пожалуй, пять оленей заменит. Жаль Нельвида, пострадал. Но и злость на него берет. Если бы не его выкрутасы, они бы быстрее справились с медведем. Теперь долго пролежит в больнице, пока выздоровеет. А может, он с перепугу стонет?
Аккет запряг в нарту четырех старых и сильных оленей. Глянул на пастуха, молодого парня, которого взял в помощники. «Ничего, вдвоем справимся». Крикнул молодецким голосом, махнул хореем — длинной палкой, и олени рванули с места. Любит Аккет на нарте с ветерком промчаться по тундре. Так, чтобы аж дух захватывало, чтобы снежный вихрь следом крутился.
Быстро домчали олени пастухов до места. Шарахнулись в сторону, испугавшись мертвого зверя. Но сильный Аккет легко утихомирил животных. Труднее пришлось оленеводам с погрузкой. Огромный, тяжелый был хозяин тундры. Снег отгребли, нарту подтащили под бок зверю, и только потом удалось свалить на нее тушу медведя.
Довольный Аккет сел на медведя, самокрутку закурил. Хорошо у него все получилось. Вот только Нельвида отправить бы в больницу. Но Эттык свяжется с председателем, а тот быстро вертолет организует.
«Не может этого быть, — растерялся Аккет, увидев вдруг собачью упряжку. — Эттык любому пастуху не уступит».
Упряжка без каюра медленно возвращалась к стойбищу. Нарта, перевернутая вверх полозьями, гребла рыхлый снег.
«Что случилось с Эттык? Где могли потерять ее собаки?» — недоумевал бригадир. Молчал и сидевший с ним парень. Но когда собаки приблизились, Аккет увидел, что они были чужие, незнакомые.
«Где же каюр? Чья это нарта?» — Аккет побежал ловить беспризорную упряжку.
Они возвращались в стойбище. Неспокойно на душе Аккета. Непонятно все это. Собаки, смертельно напуганные, бросились от него. Если бы не нарта, пожалуй, не поймал бы. Девять собак. Одна мертвая, другие таскают ее в ремнях следом. Наверное, неделю не кормлены, кожа да кости.
Теперь собаки плелись следом за оленьей упряжкой. За ними шли пастухи. «Надо будет поездить вокруг, может, и найду кого, — думал Аккет. — Не шатуна ли это дело?»
Однако в тот день он не смог выехать в тундру.
Они опять проехали часа полтора, а стойбища оленеводов все не было. Аретагин
«Как мог сгореть Долган? А может, он вовсе не сгорел? Может, это только симуляция? Нет. Не верится, чтобы Долган мог убить Самсонова ради денег. А что, если Самсонов сидел две недели у охотника? А если случайность? — размышлял Сергеев и не находил ответа. — Два дня мотаемся по тундре, а пользы нет. Как жаль, что поздно нашли пожарище, не обследовали местность. Найдем ли стойбище Аккета, и чем он может помочь?»
Аретагин шел молча, молчал и лейтенант, упорно следуя за нартой. Было темно. Расплывчатые звезды тускло мерцали на небе. Тяжело идти по рыхлому, глубокому снегу. Меховая одежда сковывала движения, ноги заплетались, утопали в снегу. Путники спотыкались на каждом бугорке, кустике, падали в снег.
«Так можно всю ночь проездить, загнать собак, а стойбище пастухов не найти, — думал лейтенант, но команды остановить нарту Аретагину не давал. — Какие все-таки огромные возможности человека. Двое суток на сорокаградусном морозе — и ничего. Если бы не усталость… Завтра я уж наверняка что-нибудь выясню».
— А не проехали мы стойбище? В темноте мимо проедешь — не заметишь. Палатки теперь от обычного бугра снега не отличишь. Занесло, видно, стойбище? — спросил у Аретагина.
— Кто его знает. Но если будем проезжать мимо, услышим, — лениво ответил каюр. — Должны бы олени где-то поблизости пастись.
Неожиданно Сергеев уловил тихий звон колокольчика. Удивился: не слуховая ли галлюцинация? Откуда здесь, в тундре, ночью русская тройка с колокольчиками? Потом услышал бряканье ботал, знакомое с детства. Он хорошо помнит, как у них в деревне дядя Петя — колхозный конюх — всегда вешал лошадям на шеи медные или железные ботала. Ночью легко найти лошадь с боталом. И наконец понял лейтенант, что они подъехали к оленьему стаду.
— Теперь найдем, — сказал Аретагин взбодренным голосом. — Где-то недалеко должны быть палатки пастухов.
Сергеев уже стал различать отдельных оленей. Они бродили по широкой равнине, разгребали копытами снег, доставали ягель, а привязанные на шеях колокольчики и ботала вызванивали удивительную музыку. Когда собачья упряжка подъезжала особенно близко к тому или другому оленю, животное испуганно шарахалось в сторону, раздавался перезвон.
Скоро путники увидели с десяток огненных фонтанов. Они выбивались из-за больших снежных бугров, и в темноте казалось, что кто-то неведомый сидит и швыряет огонь вверх.
«Не спят еще, печки топят», — обрадовался лейтенант.
Не успел Аретагин упереться остолом в снег, чтобы остановить нарту, как целая орава собак с громким лаем кинулась к ним навстречу.
— Приехали, — сказал Аретагин, отгоняя назойливых собак.
Из палаток выбегали люди, подходили к путникам и протягивали им руки.
— Амто, тумгутум, амто! — слышались приветствия со всех сторон.
Сергеев заметил, что пастухи возбуждены, суетились, приглашали путников к себе в палатки. «Видно, нечасто у них бывают новые люди, — подумал сочувственно, — рады встрече».