Приключения 1990
Шрифт:
— Какой политик! — воскликнул Кэмпбэлл. — Я математик! Я бедный человек! Я тоже нужно деньги...
— Ну выпьем, — сказал Мишка мрачно. Он думал.
— Но доставать икона до восемнадцать век! — сказал Кэмпбэлл, записывая на клочке бумажки номер телефона. — Древный вещь. Плохой не надо мазня.
— Ясно. — Мишка, сопя, до краев наполнил рюмки. — Ежу понятно, сделаем. Все путем...
— Это есть опасность! — сказал Кэмпбэлл и ловко опрокинул рюмашку. Лысина его покраснела, очки сползли на нос... — Я тоже дрожать от страха. Если поймай, меня сюда не пускают потом. Я изучай топология. У вас колоссальный ученый. Но меня поймай и не приглашает никто. Вы не воровай икона! Я говорил с человек, и он знает: надо покупать у старуха и дедушка в деревня. За рубель. Или очень хорошо — водка. Мне в деревня нельзя. Виза. —
— Такая же история... — подтвердил Мишка с грустью. — Жить негде. С родителями — сам понимаешь...
Кэмпбэлл его не слушал.
— У вас дешевый квартира, — говорил он, покачиваясь корпусом. — У нас дорогой дома. Моя девушка иметь родители... Это есть кошмар! Нет дом — нет ее. Надо пятьдесят тысяча долларз... — Он полез в бумажник, извлек фотографию какой-то девицы и дал нам оценить ее лик. Затем вновь выпил, и в голубых глазах его появилась ангельская мечтательность и просветленность. — У меня есть долг! Двенадцать тысяча долларз! Это есть кошмар! Если не отдать — тюрьма. Но моя мама болеть. Я делаю еще долг...
Я соболезнующе кивал, уминая анчоусы. Под виски они идут паршиво — словно одеколон с селедкой.
— Если вас... — Мишка взял себя за шиворот, — то вы нас не знаете! А если нас... мы не знаем вас.
— Мы есть джентльмен! — выпятил впалую грудь Кэмпбэлл. — Очевидная поведение. — И, поразмыслив, добавил: — Большая опасность! Пойматься нельзя. Но это — жизнь!
— Уу-у, еще какая! — сказал Мишка. — Еще та!
— А вы, — Кэмпбэлл обернулся ко мне, — какая профессия? Художник?
Я помедлил, закуривая... Ответил так:
— Занимаюсь вопросами... парапсихологии, — заметив, как Мишка, информированный о моих телепатических фокусах, настороженно и даже, как показалось, неодобрительно прищурился.
Кэмпбэлл уставился на меня как на придурка. Впрочем, благожелательно улыбаясь. Зубы у него были белые и ровные, как клавиши у рояля.
— Но это... фантазия! — заявил он таким тоном, будто бы убеждал меня, сам между тем сомневаясь.
— Хотите спор? — изящно стряхнув пепел, пошел я в атаку. — Ну вот телепатия, верите?
— На... дистанция? — уточнил он, помахав, как веером,
— Да! — Я кружил глазами по комнате, словно отыскивая некий предмет. Затем, озарив лицо рождением идеи, полез в «президент» и вытащил колоду карт.
Михаил взирал на мои манипуляции отчужденно.
Я втолковал математику суть: друг — телепат, вытаскивай карту, звони, получай ответ. На кон, после краткого торга, была выставлена сотня рублей — номинал, оговоренный с Олегом.
Кэмпбэлл изучил колоду. Вытащил карту: десятку треф. Одной рукой прикрыв телефонный диск, другой я набрал номер и передал трубку специалисту по точным наукам.
— Дмитрия Теодоровича, — подсказал я Кэмпбэллу, примечая, что лоб первой моей жертвы несколько взопрел от волнения.
С акцентом, но довольно четко он произнес имя-отчество — код. И растерянно передал трубку мне. Сказал:
— Неправильно номер...
Олег, вероятно не врубившись попервоначалу, ответил, что не туда, дескать, попали. Я перехватил трубку, повторил ласково:
— Дмитрий Теодорович?
Послышалось далекое сопение и вслед за ним какое-то предсмертное бормотанье. Я с трудом разобрал:
— Н-не туда же, я г-говорю... — И дали отбой.
Судя по всему, изрядная часть гонорара за иконки уже перешла через магазин в государственные фонды.
— Ну чего там? — спросил Мишка недовольно, но с любопытством.
— На английском разговаривает, — опуская трубку, сказал я. — В дупель! — И тут же пояснил спасенной случаем жертве: — Забыл номер, извиняюсь...
— Фантазия, — откликнулся Кэмпбэлл. — Это модно. У нас тоже. — И уселся на батарею, задумавшись.
— Пошли мы, что ли? — предложил я, здорово сконфуженный своим провалом. Михаил закивал — пора.
— О, — Кэмпбэлл соскочил с батареи, вытер ладонь о зад и протянул ее мне. — Вы имей телефон... Надо много икона, крест медный...
— Все будет, — сказал Мишка. — В лучшем виде. — По-куриному дергая шеей, он заглатывал остатки сыра. Сыр был липкий, и несло от него какой-то тухлятиной — видимо, дорогой сорт.
— Я приезжай в Москву на конференция, — говорил Кэмпбэлл. — Но у меня
— О’кэй, — сказал я. — Не дрожать от страха.
... — Как ты... чуть на сотенку-то не накололся, — позлорадствовал Михаил на улице. — Нашел место тоже! Парапсихолог хренов! Ты одно дело с другим не путай, понял?
— Чего он... лысеет-то? — кашлянул я, сознавая правоту товарища. — Молодой вроде...
— От ума, старик. Ученый.
— От какого ума? Что, у него мысли так череп распирают, что аж волосья выскакивают?
— Это ты у него спроси, — отрезал Михаил, с интересом рассматривая доллары. — Ну как? — спросил. — Будем звонить тому хмырю? Надо же выручать человека из беды... Мамаша у него в больнице, жениться надумал, а тут еще тюряга светит... Или врет? Хотя, знаешь, чего ему врать? Он дохлый такой, на студента похож. Что оттуда — ни в жизнь не скажешь! А за нами не следят? — Он обернулся.
— Кому ты нужен, — сказал я. — Христопродавец...
Владимир Крохин
В субботу утром, закупив две бутылки проклятой и тайно похитив из тещиных припасов банку маринованных огурцов, отправляюсь в гараж. Наблюдать за ремонтом машины. Гараж — это благо, тем более кооперативный, поскольку уж если на данной территории кое-кто кое-кого убедил поставить в Генплане города крест, то теперь снесен кооператив может быть только путем прямого ядерного попадания. Так что в смысле стабильности кооперативный гараж в нашем бушующем мире — одна из твердынь и истинных ценностей, ха-ха. Кабы только не тамошняя публика... Не знаю, что представляют собою иные товарищества, но наше давно превратилось в автопритон с контингентом, олицетворяющим социальное зло во всех ипостасях и на всех поприщах. Народ разный: врачи, работники мясокомбината и культуры, из ГАИ, конечно, из торговли — обычной и внешней, один журналист — это я, из Госстраха агент, двойной мой сосед — по этажу и гаражу, — Игорек и еще всякие. Боевой коллектив. Все теснейше связаны между собой взаимовыручкой по житейским проблемам и взаимонадувательством по автовопросам: перепродажей друг другу запчастей, красок и, главное, по ремонту машин. По данному направлению в кооперативе действовал целый клан, составлявший треть, наверное, пайщиков. После рабочего дня в ведомствах и учреждениях, а частенько и во время этого дня многие трудились в гаражиках согласно своей второй неофициальной специализации. Здесь были жестянщики с набором всех существующих на свете молотков, сварщики, чьи гаражи ломились от баллонов с кислородом и ацетиленом, маляры, приспособившие боксы под камеры для покраски и имевшие дизельные печи, мотористы, перетачивавшие головки блока «Жигулей» в расчете на дешевый бензин, один сотрудник ведомства внешней торговли владел стендом-компьютером, выверяя на нем сход-развал колес, в двух гаражах от соседней организации были проведены телефоны для оперативной связи с клиентами, существовали также пристройки типа «комнат отдыха» с телевизорами, кушетками, один тип к себе даже сервант притащил и принимал в гараже гостей — нередко, кстати, женского пола. Свои машины эти деятели держали на улице, гараж как средство производства предназначался для автомобилей клиентов. Правда, неделю назад у нас побывала авторитетная комиссия, и кое-кто, по-моему, крупно влип, ибо в кооперативе обнаружили много краденого имущества с объектов народного хозяйства. Три гаража, по крайней мере, опечатали. И где сервант и телефоны — там тоже крик стоял. Короче, накрыли малину. Да и пора. По натуре не злораден, по беды рвачей — мои маленькие радости. Вообще те, кто живет, чтобы есть, а не наоборот, мне резко антипатичны. Хотя случаются исключения. Мой сосед, агент Госстраха, тоже из племени пожирателей, и деньги для него, как понимаю, свет и истина, но юмор, ум, не увядшая еще способность чистосердечно оказать помощь привлекают. Но чем кончит он? Сейчас жизнь проста: сшибает левые рубли в Госстрахе по будням, а в выходные те же рублики нарабатывает в смотровой яме гаража благодаря побочной квалификации специалиста по ходовой части. А что дальше? Да, но чем, собственно, лучше я? Специфика халтуры поизящнее? А потом, ведь иду я сейчас в гараж к тому же Игорьку на поклон и, конечно же, возрадуюсь, когда закончит он ремонт моей колымаги, возрадуюсь, как нетленной удаче...