Приключения-91
Шрифт:
В разгар критического нецензурного монолога, обращенного к потолку, раздался телефонный звонок. Звонили прежние соседи, ныне — жители Нью-Йорка. Тепло справлялись: как ты там, Алик?
— Плохо, — сознался Алик, всхлипнув. И поведал о злоключениях своих.
— А давай к нам! — предложили друзья. — У нас как раз подвал пустует. А испанцы здешние наверняка про тебя позабыли, так что не бойся.
И Алик сей же миг начал собирать чемоданы. Теперь его ждал новый подвал. Подвал Нью-Йорка. В штат Калифорния ныне возврата не было. За нарушение исполнения судебного приговора Алик регистрировался на компьютере, как преступник, должный быть осужденным на тюремный срок, а потому появляться в этих краях представляло отныне значительную опасность. Да и зачем? Ему вполне хватит территории остальных Соединенных Штатов. И что Западное побережье, что Восточное...
У новых жильцов Алик из соображений скорее практических, нежели мстительных, позаимствовал цветной телевизор со встроенным видео и кое-что из гардероба, решив, что в Нью-Йорке это ему пригодится и многое сэкономит.
ДРОБЫЗГАЛОВ
Из прокуратуры оперуполномоченный Евгений Дробызгалов вышел задумчив и опустошенно, бессильно злобен. Плюнул рассеянно на ступени учреждения и, прищурившись досадливо, натянул на лоб козырек кожаной кепочки.
Сбылись худшие опасения, сбылись! Щенок, безусый мальчишка, сменивший вышедшего на пенсию прежнего покладистого прокурора из отдела надзора, оказался буквоедом, не склонным ни к каким компромиссам. Щенок в новом темно-синем мундирчике держался важно, подчеркнуто представлялся по имени-отчеству, попытки фамильярностей типа свойского «ты» надменно отклонял и рассуждал как робот, запрограммированный исключительно на тему конкретного юридического вопроса. Впервые столкнувшись с этим типом, опытный сыщик Дробызгалов, мгновенно отметив излишнюю категоричность недавнего выпускника юрфака, подумал: ничего, пооботрется, пообтешется, затем же, столкнувшись с ним повторно и на сей раз слегка поконфликтовав, решил уже со вскипающей злостью, что не сносить чинуше головы, но ошибся в таком пророчестве: щенка, напротив, повысили через год в звании, характер его не изменился, а к делу он стал относиться еще более дотошно и рьяно. Отношения между ним и Дробызгаловым накалялись до предела. Впрочем, в общении прокурор оставался корректен и ровен, взрывался Евгений. Прокурор мерно отчитывал оперуполномоченного за ошибки в работе, подробно разбирал поступившие жалобы и цеплялся за каждую неточность в деле, доводя Дробызгалова до немого исступления. В органах Евгений служил уже пятнадцать лет, придя в милицию сразу же из армии, опыт имел большой и всесторонний, и стояло за этим опытом многое: люди, судьбы, удачи и превратности, познание тонкостей работы и, конечно же, самые разнообразные объяснения в прокуратуре, вплоть до показаний о применении огнестрельного оружия, что повлекло смерть нападавшего на Дробызгалова преступника. Преступник, говоря по правде, был всего-навсего пьяным хулиганом, вооруженным ломом. Поначалу Дробызгалов решил договориться с бузотером по-мирному, однако не вышло: хулиган, занеся лом, целенаправленно двигался на Евгения, и потому пришлось пальнуть из «Макарова». Впервые. В человека. Дробызгалов запомнил все отчетливо, в том числе свой лихорадочный испуг, смешанный с легким удивлением, ибо выстрел в грудь нападавшего показался словно бы холостым: хулиган даже не пошатнулся, продолжая упорное движение вперед с высоко занесенной железякой. И пришлось тогда Дробызгалову бежать прочь, с единственной смятенной мыслью: патроны — брак! Но нет. Промчавшись вслед за ним метров двадцать, хулиган упал. И вот, не скоро и с опаской приблизившись к лежавшему на тротуаре телу, различил Дробызгалов маленькую темную дырочку на свитере, липко набухающую кровью... Ох, и потаскали же его тогда в эту прокуратуру, и потаскали... Что, зачем, почему... Хорошо, прокурор еще нормальный был, вникал... А попадись этому молокососу...
Дробызгалов цыкнул сквозь зубы вязкой слюной досады и посмотрел на часы. Начальник РУВД наверняка на месте и наверняка ждет его... И предстоит объясниться с ним, ибо сопляк в прокурорском кителе допек сегодня Дробызгалова вконец и нарвался на откровенный разговор с нецензурными определениями в свой адрес, после чего побежал жаловаться своему начальству на милицейского хама. А прокурорское начальство, конечно же, наябедничало начальству Дробызгалова. Оперативно, убедительно, на повышенных тонах.
Суть же конфликта между Дробызгаловым и прокурором сводилась к следующему.
Мишка Аверин, он же Мордашка, осведомитель Дробызгалова, попал в долги к Груше — крупному квартирному вору, у которого взял в долг на выкуп товара семьдесят тысяч рублей. Долг вернул, но протянул с деньгами три дня, за что Груша потребовал проценты. Однако — не деньгами.
— Мы люди свои, — мирно сказал Груша Мордашке, — так что бумаги не надо, а сдай богатого фрайера. Наколка на хату, и мы в расчете.
Информация о таком предложении пришла от Мордашки к Дробызгалову немедленно. И порешили: предложение принять. Начальству гуляющий на свободе Груша надоел, так что перспектива прихватить, его на горяченьком, да еще и с подручными, представилась заманчивой. Оставалось лишь выбрать подходящую квартирку и продумать детали «отмаза» от подозрений со стороны уголовников для Мордашки. Кандидатуру для ограбления наметил он же, предложив в жертву некоего Петю-Кита, своего конкурента по бизнесу. Накануне Петя-Кит выкупил партию искусно подделанных часов «Ролекс» под внешний вид оригинальных изделий. Часов было около тысячи штук, статья о спекуляции вполне проходила, а для воров такой товар тоже представлял немалый интерес. Так что в итоге операции Груша со своей командой привлекался бы к ответственности за кражу с проникновением в жилище, а Кит — уплывал бы за спекуляцию в дальние океаны... Наводка с «Ролексом» Грушу вдохновила, однако он потребовал, чтобы наводчик участвовал в деле. План «отмаза» такого поворота событий не предусматривал. Мордашка уперся, но под ножом бандитов согласился.
— Вдруг мы запамятовали чего, вдруг не то заберем, — дружелюбно объяснял ему Груша. — Боишься? Хорошо. Десять процентов товара — твоя. Нет? Ладно, я добрый. Будешь в общей доле.
Вход в квартиру Пети-Кита преграждала стальная дверь с сейфовым замком. Ворам пришлось спускаться с крыши на веревках на балкон девятого этажа. Квартиру ограбили, но на улице началась операция захвата, прошедшая крайне удачно. Грушу взяли с поличным, оперативники артистично, пусть и экспромтом, сымитировали побег с места преступления наводчика Мордашки, но... кто знал, что на одном из воров висело дело об убийстве, расследуемое прокуратурой? Потянулись нити, началось копание в подробностях, и выплыл факт присутствия некоего Михаила Аверина при ограблении квартиры спекулянта... В этот факт и вцепился дотошный молодой прокурорчик — где, мол, соучастник?
— Не соучастник, наш человек, — терпеливо втолковывал чинуше Дробызгалов, с ненавистью впиваясь взглядом в его розовые, молочные щечки. — Внештатник, так сказать...
— Подследственный Кротов, — строго чеканил на это слуга закона, имея в виду Петю-Кита, — показал: ваш внештатник — профессиональный спекулянт, вращающийся в среде организованной преступности, махровых бандитов...
— Выполняет работу, — корректировал Дробызгалов.
— Какая работа! Наживается под вашей опекой! — недоумевал молокосос.
Ну, что скажешь! Тут-то Дробызгалов не выдержал. Обозвал прокурора индюком, ничего не смыслящим в оперативной работе, да и не только индюком, и тот, оскорбленный, ринулся плакаться в жилетку начальства. Впрочем, не сразу. Сначала все здоровые сосуды его физиономии налились кровью от гнева праведного, и он указал Дробызгалову на дверь.
Разговор же прокурора с начальством был Евгению известен, пусть и не присутствовал он при этом разговоре. Оперуполномоченный знал стереотипы прокурорского мышления. Наверняка поведает молодой да ранний своему патрону о Дробызгалове, как о грубияне и беспринципном типе, потакающем уголовникам, а начальство в ответ: э, дескать, у них в милиции темна вода, у них где закон начинается, а где криминал — не разобрать, а вообще-то... того, надо им хвост прищемить. Надо! И прищемим.
Им, прокурорам, плевать, какой кровью раскрытия даются, им — чтобы на бумаге порядок был, а там — солнце красное не всходи. Будь бы по их, и осведомителей они упразднили, хотя без армии стукачей раскрываемость вообще бы на нулевой отметке застопорилась. Это обыватель полагает, с забавным детективчиком под абажуром нежась, что умный следователь все распутывает да отважный сыщик... Нет, всякие «мордашки» в основном... Пусть и праздная у некоторых из них жизнь, и аморальная... Но как по льду, из которого лезвия отточенные торчат, идут они каждый день, каждый час... Да и кто из нормальных людей согласится в стукачи?.. А он, Дробызгалов, он что от своей доблестной службы имеет? Вздрючки, четыре часа сна в сутки и голую зарплату, которую тот же Мордашка в самый свой неудачный день лежа на диване делает. И мысль, все более неотвязную и жгучую: когда же на пенсию? И выйду ли, дотяну? Чем завершится эта гонка сумасшедшая, где на любом метре — или колдобина, или подножка? Вон вчера... Пришел человек по повестке, а вернее, жулик, знающий: несдобровать ему, а в кармане жулика — тысяча. За дверью же — люди из ГУБХСС, которым он только что заявление о вымогательстве взятки накатал... Хорошо, нутром учуял Дробызгалов неладное, да и у провокатора нервы сдали — нет чтобы взятку куда-нибудь тихо между бумаг сунуть, когда Дробызгалов отвернется, попытался всучить по-наглому, нахрапом, чем и выдал себя, а, прояви хитроумие и выдержку, плыл бы сейчас милицейский ворог его к причалу спецзоны в тюремной ладье... И ведь не докажешь, что имел, как оперуполномоченный, слишком весомые аргументы против мошенника, оттого и затеял тот вероломную пакость... И так — каждый день. Эх, пенсия, ты — как финишная ленточка для марафонца, но марафонцу что? — сошел с дистанции, и пусть, а ему куда? Ни специальности, ни образования стоящего, водительские права и то любительские...
Размышляя подобным образом, вошел Дробызгалов в кабинет полковника, сразу же уловив на себе со стены неодобрительный взгляд основоположника ЧК Дзержинского, рыцаря пролетарской революции.
Полковник тоже посмотрел на Дробызгалова без радушия. Полковник был назначен сюда несколько лет назад, но отношений с подчиненными наладить так и не сумел, ибо считали его дилетантом без шанса на перспективу. Раньше полковник служил в госбезопасности, откуда и был переведен с большой группой старших офицеров в МВД для очередного «укрепления» кадров, но укрепления не состоялось, поскольку специфика милицейской работы оказалась иной и требовала к тому же богатого, именно что милицейского опыта, и вот при следующей перетасовке руководства завис полковник в кадровом вакууме, откуда угодил в нижние слои — управлять Дробызгаловым и ему подобными, что тоже имели на своем невысоком районном уровне опять-таки неведомые полковнику стиль и методы работы. Сознавая личную некомпетентность, полковник гонора не выказывал, осторожничал, даже когда резкость произнести хотел, взгляд отворачивал и бубнил отчужденно, лишь в интонации подчеркивая неприязнь своего отношения к тому или иному факту.