Приключения-91
Шрифт:
Вот и возникла у Бори мысль: а не свалить ли? От опасности воздаяния за свершенные валютно-спекулятивные мероприятия, от притязаний на него многочисленных супружниц, да и вообще... Не нравилось Боре в стране трудящихся. С каждым годом представлялась она ему все отчетливее и отчетливее в образе некоего динозавра — огромного, с маленькой головкой и прожорливой зубастой пастью; динозавра, пожирающего самого себя: свою плоть, мозг, топчущего все вокруг... Взять хотя бы экологию, чье качественное начало Боря ценил необыкновенно и чувствовал тонко. Снега, в которых он бегал, становились подозрительны в смысле чистоты, равно как и леса, где они лежали. А уж о городах и говорить не приходилось. Радиация, смог, грязь усиливающейся волной давили на здоровый организм Бори; законодательство кололо, как выскочившая из матраца пружина, напирал и личный фактор: прознав друг о друге, закружили карусель со скандалами и угрозами обремененные здоровыми Бориными отпрысками супружницы, и пришлось Борису на всякий случай выкупить себе вызов на постоянное жительство из государства Израиль, благо фамилия его арийская сходила в этой стране за иудейскую.
Разрешение на выезд в условиях начинающейся демократизации было получено холостяком Борей быстро, но с отъездом он не спешил, зарабатывая валюту и изыскивая способы ее переправки за пределы оставляемой родины. Однако накал страстей, бушевавший среди супружниц, достиг пика, и одна из них, по имени Галя, проведав о планах отца ее незаконнорожденного дитяти и осознав, что обещание жениться — подлая ложь, решилась на крайнее, добровольно рассказав заинтересованным органам правопорядка кое-что из жизни Бориса Клейна.
Ах, логика женщины: не мне, значит, никому... Даже если пострадаю сама. Да, шла Галина на риск, ибо не только была посвящена в таинства Бориных спекуляций, но и сама принимала в них активное участие, работая в ГАИ и выписывая разные документики на нечестные машины с перебитыми номерами кузовов и двигателей.
Однако ангел-хранитель, курировавший Борю, был бдителен, да и Борис не плошал.
Памятным вечером, возвращаясь после спортивной пробежки из лесопарка и неся в авоське спортивные трусы, майку и кило купленных по пути к дому помидоров, узрел Боря у своего подъезда желтую милицейскую машину и две черных «Волги» и — замедлил шаг, тревожно прищурившись. После позвонил по своему адресу из телефона-автомата.
— Алло? — ответил голос супружницы номер пять, и сказал Боря в ответ со вздохом:
— Понял.
«Алло», а не обычное «да», означало нахождение в квартире неизвестных лиц известной милицейской масти.
То, что виною всему Галина, Боря понял мгновенно, он умел выкристаллизовывать истину из сумятицы обстоятельств, а истина была хреновой: светило Боре опять-таки с учетом осознанных им следственных и судебных игр двенадцать лет. Отставив в угол кабинки телефона авоську со спортпринадлежностями и овощами и косясь в сторону желтой и черных машин, Боря осмотрел бумажник. Тысяча триста рублей, техпаспорт «Ауди», водительские права и — виза на выезд, ее он постоянно носил у сердца.
Далее прикинул Боря: завтра — воскресенье. Замечательный денек, когда отдыхают практически все граждане, включая сотрудников милиции и даже КГБ...
Рой смутных мыслей поднялся в голове Бори, заметался, всплыло американское лицо далекой будущей жены, вышки с часовыми, виденные им не раз, хотя и издали... Сложно и путано мыслил Боря в сей момент, однако — верно. И, подхватив авоську, неспешно двинулся по улице прочь от дома обетованного с зареванной супружницей под номером пять, покуда не остановил такси.
— Шеф, Шереметьево-два.
Истинно говорю вам: так было. То ли Борю любили женщины, то ли опять-таки подсобил ангел-хранитель, так или иначе, но всего за пятьдесят советских смешных рублей и букет роз уговорил красавец Боря некрасивую кассиршу продать ему билет Москва — Вена, и был билет продан.
Продремав ночь в зале ожидания, предстал Борис перед таможенниками. В спортивном костюме, с авоськой.
— А имущество? — спросили строго.
— Это и есть имущество, — прозвучал кроткий ответ.
Мальчик-пограничник в стеклянной будке принял равнодушно визу и уткнулся в компьютер, проверяя подлинность документа.
Боря, испытывая слабость в тренированных ногах, вглядывался в лицо солдатика, постигая с несвойственным ему страхом, что ложится на это румяное лицо тень какой-то ненужной озабоченности.
Солдатик поднял на Борю холодные глаза и потянулся рукой куда-то в сторону, нажимая, видимо, на хитрую кнопочку, и тут же к будке подлетели еще два солдатика и капитан погранвойск; оттеснили Бориса от турникета, и, сладко улыбаясь, капитан поведал,что, дескать, произошло кое-какое недоразумение, а потому — пройдемте...
«Вот и начинаются мои двенадцать лет», — подумал Боря, но капитану сказал иное. Сказал, что на руках у него валютный билет, предупредил офицера об ответственности, о возможности разжалования и прочих бедах, но не смутился капитан, а, заулыбавшись еще милее, ответил, что за билет погранвойска заплатят, а за действия — ответят.
Через две минуты Борис уже находился на личном досмотре, а через час — в камере. Затворил дверь камеры тот же самый капитан, причем на лице его улыбка уже не светилась, улыбался он там, в праздничной суете аэропорта, а здесь, в своей стихии, был естествен.
Каждая минута из последующих двух часов стоила Борису седого волоса. Думы одна мрачнее другой сталкивались в его голове, не высекая никакой искры надежды.
А через два часа в камеру вошел полковник погранвойск и еще один тип в летной форме, но ясно, что не пилот.
— Ваша виза, — заявил полковник, — аннулирована.
— Почему? — возмутился Боря простодушно.
— Вот об этом мы вас как раз и хотели спросить, — заметил тип в летной униформе. — Ваша виза аннулирована... ОВИРом.
— А вы, наверное, командир корабля? — вопросил Боря. — Что, рейс задерживается?
— Рейс улетел, — сказал тип в летном раздраженно. — Так, может, вы соблаговолите объяснить, почему...
— Я?! — возмутился Борис повторно. — Объяснить? Я из-за вас потерял все... Билет, новую родину... и должен еще объяснять вам, почему? Не угодно ли вам объяснить это мне?
Боря театрально гневался, сам же соображая: расчет на воскресный день оказался верен, комитетчики попросту не сумели созвониться с нужными людьми из милиции.