Приключения Бормалина
Шрифт:
И вдруг… И вдруг раздался долгий, жуткий, уху непостижимый крик-стон, где были сразу все гласные звуки. И резко оборвался.
Стало тихо. Так тихо, что даже страшно, Мы оцепенели.
— Роберт, — шепнул я, — у вас кровь стынет в жилах?
— Нет, — заплетающимся шепотом отозвался он, — она у меня стынет в венах и артериях. Брр! — И он стал кутаться в пиджак, поднимать воротник и застегивать пуговицы. — Что это, сэр Бормалин? Сколько живу здесь, такого еще не слыхал. Ужасные стоны, но чьи они?
— Похоже, это кричит чья-то нечистая совесть…
После этих слов Роберт замолчал, задумался, а потом решительно опустил на место воротник пиджака и расстегнул все до одной пуговицы.
— Да будет вам, сэр! — натянуто рассмеялся он. — Что это вам в голову взбрело! Мы же с вами реалисты!
— Как бы не так, — возразил я.
— А я законченный реалист, — вздохнул Роберт. — Не верю ни в чудеса, ни в голоса. В мистику разную тоже не верю. Все на свете имеет реальную основу. Человек, например, произошел от обезьяны в результате труда. Причем умственного… Или вы считаете, что обезьяне чужд умственный труд? — спросил он, не услышав возражений. — Кстати, у вас есть знакомые обезьяны?
— Нет, — развел я руками, отрываясь от книги.
— Оно и видно, — сказал Роберт. — А у меня есть знакомый гиббон. Мы очень дружны. И это, скажу вам совершенно объективно, очень умный гиббон. Мало того, он умнеет год от году… Он умнеет на глазах, понимаете?
Да, тут было над чем подумать.
— Понимать-то понимаю, — промямлил я. — А как же насчет тайн? Как насчет бесчисленных загадок Вселенной?
— А что тайны? Что загадки? — пожал он плечами. — Да, у природы немало тайн. Но что есть тайна? Это обычное белое пятно. А белое пятно — не что иное, сэр, как полное отсутствие информации о данном предмете или явлении. А множество белых пятен говорит единственно о том, что изучение природы оставляет желать много лучшего. Согласны? А кто изучает природу? Вопрос праздный. Ясно, кто ее изучает: человек, ее так называемый царь. Почему же, возникает резонный вопрос, он так неважно ее изучает? Знание природы, казалось бы, необходимо человеку позарез, а он изучает ее спустя рукава — почему? Ответ очень прост. Потому, простите за откровенность, что человек — существо ленивое и недалекое. Несерьезное существо. Присутствующих, конечно, я в виду не имею.
— Спасибо, — проворчал я.
— Мало того, чем больше узнаю вашего брата примата, тем меньше хочется оказаться на его месте, и вот почему…
Мы еще немножко поболтали в том же духе, а потом я вернулся к «Острову Рикошет» и, улучив момент, обратил внимание Роберта на одну из страниц. Она была зачитаннее многих других, и, кроме того, ее правый нижний угол был крепко загнут.
— Узнаю неряху Гарри, — сразу определил Роберт, — Это в его плебейском стиле — загибать углы вместо того, чтобы воспользоваться закладкой или памятью.
— А может, он выделил эту страницу сознательно? Надо отдать должное Гарри: он ведь очень хитер, предусмотрителен и умен.
— Вы правы, — согласился Роберт. — А ну-ка, что там за текст?
Текст был озаглавлен: «Загадка зеростра», и дальше шла сама загадка. Мы прочитали ее раз и другой, но мало что поняли. Она помещалась в самом последнем разделе книги и на первый взгляд не имела прямого отношения к Рикошету. Но, прислушиваясь к интуиции, которая почти никогда меня не подводила, я перечитывал и перечитывал загадку, и с каждым новым прочтением все больше склонялся к тому, что это зашифрованная задача. Причем зашифрованная не самым сложным шифром и с какой-то вполне определенной целью.
Их была дюжина и еще треть — а у них отняли три дюжины.
И стало так:
Их теперь две дюжины и один, а у них отнимают три дюжины и все без безымянного.
Приложить слева и справа все, все и одну от трети дюжины.
Это и будет зеростр.
— Вы слышали что-нибудь о Зеростре? — спросил Роберт очень серьезно.
— Нет. А что это?
— Впервые слышу это имя. Но оно мне не нравится.
— А с чего вы взяли, что это имя? — спросил я. — Обратите внимание на то, что слово «зеростр» напечатано с маленькой буквы, и это не недосмотр корректора. Издательство «Марина» — фирма серьезная и добросовестная, поверьте.
— Тогда что же стоит за словом «зеростр»? — недоумевал Роберт.
Я достал из тайного кармана огрызок карандаша и стал писать на чистом обороте форзаца.
— Давайте, сэр Роберт, математически запишем условия задачи. Она не такая уж бессмысленная и сложная, как это кажется. Ничего, что я называю загадку задачей?
— Хрен редьки не слаще, — вздохнул попугай.
— Итак, «дюжина и еще треть» — это шестнадцать, а «три дюжины», как вы понимаете, тридцать шесть. Следите за мной и проверяйте. Когда я вхожу в азарт, то частенько увлекаюсь и совершаю ошибки. «Все без безымянного» — имеются в виду безусловно пальцы человека. Значит, это наверняка девять. И вот что у нас получается: Шестнадцать минус тридцать шесть с одной стороны — и двадцать пять минус сорок пять с другой. А дальше, сэр Роберт, я предлагаю поставить между этими разностями знак равенства. Как вы на это смотрите?
— Почему именно знак равенства? — возразил Роберт. — Обоснуйте, сэр!
— Объясняю. Во-первых, обе разности равны одному и тому же числу. И число это — минус двадцать. Разности равны между собой — это ежу понятно, говоря языком гимназии «Просвет», где я получил образование. Во-вторых, к стилистическому обороту «и стало так» совершенно определенно напрашивается синоним «получилось». Что вы можете возразить на это с точки зрения лингвиста, сэр Роберт?
— Ладно, пускай будет по-вашему, — согласился он.
— Читаем загадку дальше, — входил я во вкус. — «Приложить слева и справа все, все и одну от трети дюжины». «Все, все» — это, наверное, тоже имеются в виду пальцы?
— Ну-да, — кивнул Роберт, — пальцы рук царя природы.
— И получается, сэр Роберт, что к обеим сторонам нашего равенства надо прибавить по двадцать целых и одной четвертой. Люблю возиться с дробями и смешанными числами! — признался я в своем сокровенном пристрастии и быстро написал вот какое равенство:
16 — 36 + 20 1/4 = 25 — 45 + 20 1/4.