Приключения доктора Скальпеля и фабзавука Николки в мире малых величин. Микробиологическая шутка. Приключения в микромире. Том II
Шрифт:
Врач и Николка, благодаря своим четырем конечностям, двигались в несколько раз проворней его. Вибрион барахтался, отчаянно отбиваясь, но в конце концов распростился с жизнью.
Гордые своим подвигом, избавившим Вано Сванидзе от смертельной опасности, приятели направились к берегу, чтобы попасть в более свойственную им стихию, и через несколько минут, карабкаясь по бугроватой
— Ваш дальнейший план, доктор? — спросил Николка, обматывая себя и врача шерстяным волокном, так как их положение на борту стакана было очень шатким из-за поднявшегося свирепого ветра.
— Мой дальнейший план… — начал врач и не кончил: вихревое течение воздуха сорвало их со стакана, бросило вверх мимо приблизившейся вплотную синей туманности, закрутило, завертело и куда-то понесло…
— Значит, без руля и без ветрил? — успел кинуть неунывающий Николка.
Кувыркаясь друг около друга, они поплыли в воздушном течении, сталкиваясь и обгоняя всевозможные предметы, знакомые им по одеялу, и встречая много совершенно не знакомых…
Через некоторое время им удалось поймать равновесие и принять позы более удобные.
— Приятная штука, доктор?..
— Н-да… А если течение изменится? Скажем, вниз?
— Но ведь оно пока не изменилось? Чего заранее горевать!..
Пролетавшее мимо небольшое птичье перышко, — скорей пушинка от очень мелкой птички, — показалось Николке хорошим экипажем, поэтому он резко дернулся в ее сторону, заставив врача потерять равновесие и закувыркаться. Пушинку удалось поймать, и не без некоторого труда приятели оседлали ее. Она была настолько просторной, что могла вместить добрый десяток других существ, равных по росту и по весу нашим друзьям, и все-таки оставалась величиной микроскопической.
С нового экипажа можно было наблюдать за пролетавшими рядом и мимо разнообразными предметами, не боясь потерять равновесия.
На кусочке высохшей мокроты пронеслись мимо старые знакомые — туберкулезные палочки с примостившимися около них диплококками и палочками инфлюэнцы. Это породило в уме Николки вопрос:
— Какие болезни еще могут передаваться через воздух?
Врач не замедлил с ответом:
— Туберкулез, инфлюэнца, воспаление легких — вы уже знаете затем: испанская болезнь, легочная чума, сап, рожа — это главнейшие; затем корь, дифтерия и другие, которые…
Злая ирония судьбы: опять «неведомые силы» помешали врачу высказаться до конца — их легкий воздушный корабль вдруг закрутило, кинуло вверх, вниз, и с головокружительной быстротой он стал падать.
— Летим в воду, — невозмутимо закончил врач. — Такие столбовые воздушные течения обыкновенно наблюдаются над поверхностью вод… У вас в комнате есть большие сосуды с нехорошей водой?..
5. — В болоте. — Приятели уподобились библейскому Ионе. — Зоология простейших. — Николка приходит в ярость из-за дизентерийной амебы. — Скальпель говорит о гидре, проникается кровожадностью и порождает большие следствия. — На усике комара. — О малярии и капиталистическом режиме. — Скальпель декламирует. — Самка малярийного комара кладет яички
Врач ошибся и не ошибся, перышко упало в воду, но не в таз и не в ведро, как он предполагал, думая, что они продолжают находиться в комнате; перышко упало на широкую зеркальную поверхность кристаллически чистой и ничем не испорченной воды. Падение его было ослаблено встречными токами, идущими снизу; поэтому приятели плавно, без малейших толчков, совершили опасный спуск и не потеряли своего экипажа.
Из того, что их гоняло легким ветерком в разные стороны, что над ними простиралось новое «небо», отливающее не синими, а радужными тонами, и сыпался беспрерывно волнообразный дождь светлых частиц, отражающихся от водной поверхности вверх и образующих сетку перед глазами, когда они попадали в полосу солнечных лучей; из того, что стало значительно прохладней, можно было сделать заключение относительно нового местоположения.
Вне сомнения, оно находилось под открытым небом и, судя по отсутствию течения, представляло собой если не пруд или озеро, то, во всяком случае, порядочную лужу. О размерах ее ничего нельзя было сказать: приятели видели лишь один берег в виде неясной, темной полоски на горизонте и не видели остальных.
Легкий ветерок подхватил их суденышко в направлении к этому берегу и примчал на всех парах в места, кипевшие шумной деятельностью. Одеяльный мир показался пустыней в сравнении с тем, что увидели здесь ошеломленные друзья!
И подводное, и надводное пространство, и поверхность воды — все было заполнено самой разнообразной, фантастической и многомиллионной жизнью, бившей ключом и обнаруживавшей изумительную подвижность. Вот где действительно спешили жить, спешили использовать последние солнечные деньки перед тем, как погрузиться или в долговременную, или в вечную спячку!
В первые минуты друзья впали в столбнячное состояние, пораженные и громадной численностью и гигантскими размерами самих организмов… Николка, по скверной привычке, то и дело испускал свою поговорку:
— Вот так черт!..
Скальпель открывал и закрывал рот, как рыба, выброшенная на берег.
Как только их суденышко врезалось в самую гущу этой жизни, — жизни с отношениями вполне установившимися, где каждый организм знал свое место, своих врагов и друзей, — привычное течение ее нарушилось, впрочем, не надолго.
Существа, не обладавшие большими размерами, врассыпную ударились от него в бегство, но понаблюдав издалека и убедившись в его неодушевленности и полной безвредности, успокоились и вернулись к прежней деятельности. Гиганты же подводного и надводного царства наперебой устремились к нему, тесня друг друга и заставляя зеркальную поверхность вод будоражиться в громадных волнах…
Приятели пережили жуткий момент. Плотно прижавшись ко дну перышка, они лежали, что называется, ни живыми, ни мертвыми. Их суденышко кидало, опрокидывало, заливало водой, погружало во тьму и зловоние, подбрасывало саженей на пять (микроскопических!) вверх, снова захлестывало, перевертывало… и так в продолжение томительных шести-семи минут… Можно с уверенностью сказать, что они побывали в пасти доброй полсотни чудовищ и, как библейский Иона, изрыгались обратно за полной своей несъедобностью. Конечно, за спасение жизни они должны были благодарить свой экипаж. Если бы они плавали без него, дни их славного существования оборвались бы в утробе какого-нибудь водяного или надводного исполина…