Приключения доктора Скальпеля и фабзавука Николки в мире малых величин. Микробиологическая шутка. Приключения в микромире. Том II
Шрифт:
Компания теснее обступила оратора и, легкомысленно забыв о своем недавнем возмущении, закидала его вопросами:
— Где? На какой кухне? Почему же они нам ее не показывают?..
Оратор презрительно скривил рот.
— Чтобы они вам указали свое местопребывание? Как бы не так! Ведь тогда в их святом убежище соберется столько мушиного народа, что человек принужден будет купить липкой бумаги и прочих орудий истребления, чтобы разрядить густоту мушиного населения. Ну, и понятно, вместе со всеми достанется и уважаемым жрецам!..
— Где же, где эта кухня?.. Скажите, гражданин, вы знаете?
— Конечно, знаю. Я только что прибыл оттуда, и прибыл специально для того, чтобы спасти вас, несчастных, от неминуемой смерти, ибо жрецы вычислили, что через пять дней выпадет снег…
— О! Какой вы благородный! Самоотверженный! Как мы вам признательны!.. Но, скажите, где же эта славная кухня?
— Нужно перелететь через двор…
— Через дво-ор?! — Лица слушателей вытянулись. — Но ведь там холод, ветер, дождь! Мы погибнем во время перелета!..
— А я погиб?
— То вы!.. Вы отчаянный… Нет, уж мы лучше переживем как-нибудь здесь вместо того, чтобы подвергать себя смертельной опасности…
Разочарованные слушатели расползлись по столу.
— Дурачье! — сказал оратор и, покинув компанию, пролез в трещину оконного стекла, чтобы отважно ринуться через грозное пространство двора.
— Вот так черт! — воскликнул Николка, протирая глаза. — Дьявольски похоже! Можно подумать, что они копируют нас…
— Да! — отозвался врач, заканчивая как раз свою лекцию и достигнув вершины педагогического красноречия. — Недаром Лоренц Харль сделал аналогию, что тело насекомого представляет собою маленькую радиостанцию, своими волнами заполняющую все доступные земные пространства… В мире невидимых деятелей таятся чудеса. И можно предположить, что там знают о таких вещах, которые нашим мудрецам даже во сне не снятся…
Николка сообразил, что его восклицание пришлось кстати, и не пытался разубедить врача в противном; тем более, что увлекшийся лектор, благополучно введя в гавань корабль красноречия, погрузился в глубокое философское размышление. Одинаково не хотел Николка сообщать ему и о беседе мух:
«Очень нужно! Прежде всего, я не уверен, что это было. Может быть, я заснул под лекцию „Скальпеля“, и он поднимет меня на смех… А если поверит — еще хуже! Распространится на новую версту…»
Итак, приятели размышляли. Каждый о своем. Но так как размышление свойственно, главным образом, пожилому возрасту, то младший из друзей вскоре был увлечен новым явлением.
Они находились на краю стакана, обильно покрытом полужидким сахаром. На этом сахаре уже успел завестись целый мир бактерий. Муха ползала взад-вперед, грея свое иззябшее тело, и отведывала то от одной, то от другой сахарной кучки, безжалостно топча при этом бактериальную флору и отправляя ее громадными партиями в свой ненасытный желудок. И все-таки мир бактерий возрастал и возрастал, как будто откуда-то прибывало новое и новое пополнение.
Пораженный этим событием, Николка наконец решился нарушить нирванозное состояние врача: откуда, мол, это берется?
Врач, встряхнувшись, отвечал с тем обычным удовольствием, с которым он всегда поучал своего спутника:
— Каждая бактерия, — говорил он, — через каждые двадцать-тридцать минут делится пополам — таков их способ размножения. Вновь образовавшиеся бактерии тоже через этот срок подвергаются такому же делению и т. д., и т. д… Так что, если здесь было, когда мы сюда прибыли, 100 бактерий, то уже через 20 минут их будет 200, еще через 20 минут — 400, через час — 800, через 2 часа — уже 51 200, через три — около 500 000, через 6 часов — больше 200 000 000.
— Что вы говорите?! — в ужасе вскричал Николка. — Давайте скорее удирать отсюда, а то мы не заметим, как они нас слопают!.. А Сванидзе? Что будет с несчастным Сванидзе?..
— Мой друг, — продолжал спокойно врач, — я забыл сказать, что такое размножение возможно только при исключительно благоприятных условиях… В жизни эти условия выпадают редко. Вот вы сейчас увидите, — он указал на световой луч, перешедший на стакан, — как будут гибнуть бактерии от солнца.
Действительно, как только солнечный луч, который представлялся приятелям в виде широкого потока волнообразно колеблющихся жидких материальных частиц — частиц даже для их зрения чрезвычайно мелких, — как только луч коснулся места, наиболее богатого бактериями, оживленная деятельность их вдруг замерла. Бактерии стали утрачивать свою подвижность, затем потеряли очертания, расплылись, как бы растаяли от жгучего потока, и изо всего огромного количества их осталась какая-нибудь пара другая, изморенная и обессиленная.
— Вот это я понимаю! — чуть не сорвавшись с мушиной лапки, воскликнул восхищенный Николка. — Ай да солнце, солнце красное!
— Да, товарищ Даниленко, — снова входя в роль лектора, заговорил врач. — Солнце — наш лучший союзник в борьбе с невидимыми врагами. Не будь его, человечество давно бы погибло… Теперь вам не будет странным, если я скажу, что в пасмурную погоду гораздо обширней распространяются всевозможные болезни, чем в ясную, солнечную. И не странно, что солнце считается лучшим лекарством от многих болезней… Но, имейте в виду, у бактерий существуют и другие истребители, кроме солнца. Так, бактерии не переносят сухого воздуха. Последнее станет ясным, если я скажу, что для их питания необходима вода. Они могут принимать пищу только в жидком виде и при недостатке влаги рано или поздно погибают. Однако даже при отсутствии этих двух истребительных факторов, размножение бактерий через некоторое время прекращается само собой. Тут играет роль наличие пищи. На этом же самом стакане ее имеется ограниченное количество, и если бы наших бактерий не погубил солнечный луч, они стали бы гибнуть через некоторое время от недостатка пищи…
Между тем, мухе, — хотя сомнительно в высшей степени, чтобы она слышала поучение врача, — мухе стало скучно… Она почесала задними лапками спинку, потянулась, зевнула и переползла за край стакана, чтобы напиться тепловатого чаю. Почти погрузив в него передние лапки, на одной из которых сидели врач и Николка, она с не покидавшим ее аппетитом заработала хоботком. Приятели тоже ощущали жажду и, поборов чувство брезгливости, рискнули разделить с мухой сванидзевский чай. Для этого им пришлось только наклониться и пустить в ход пригоршни: чай для них был густой, как кисель.
Но в этом миру всякое благополучие — весьма недолговременно, и благополучие приятелей опять нарушилось новой несчастной случайностью…
Холерный вибрион, про которого они забыли и который все-таки существовал, имея местопребывание недалеко от них, вдруг сорвался и шлепнулся в чай… Впрочем, он далеко не уплыл: густая жидкость связала его движения, и он бессильно бултыхался на поверхности.
Понятно, приятели обеспокоились таким положением вещей: Сванидзе мог вспомнить каждую минуту о своем завтраке и, тем более, об остывшем стакане чая… Врач предложил: не медля ни одной секунды покинуть муху и убить вибриона. Так они и сделали. Прыгнули вниз, сначала погрузились в чай, потом выскочили, как пробки, и устремились на вибриона. Тот, удивленный внезапным появлением соседей, равных ему по росту, вздумал было обратиться в бегство; но из этого ничего не вышло, он только метался из стороны в сторону и, правда, больно хлестался хвостом, защищаясь от нападения.