Приключения Джейкоба Фейтфула
Шрифт:
— Как он может таким путем получать деньги?
— Многие деловые люди едут по реке и разговаривают о своих делах, не желая, чтобы их кто-нибудь слышал. В таких случаях они всегда нанимают глухаря Степлтона, и он получает больше, чем остальные яличники, а работает меньше.
— Но как же он будет делать теперь, когда я поступил к нему?
— Я думаю, он скажет вам то, что я разболтала, но до тех пор держите ваше обещание. Теперь отправляйтесь куда хотите, потому что я должна пойти в кухню готовить обед.
— Мне нечего делать, могу я помочь вам?
— Конечно, можете. И разговаривайте со мной. Ну, вымойте картофель, а потом я найду вам какое-нибудь
Я пошел за Мэри Степлтон в кухню, и вскоре мы работали, очень шумели, смеялись, болтали, раздували огонь и готовили обед. К тому времени как вернулся ее отец, мы уже были задушевными друзьями.
ГЛАВА XXII
Когда мы сели за стол, я заметил, что старый Степлтон отвечал на все вопросы, заданные обыкновенным голосом, и сказал ему, что он не так глух, как я думал.
— Нет, нет, — ответил старик, — в доме я слышу хорошо, но на открытом воздухе ничего не слышу на расстоянии двух ярдов. На открытом воздухе всегда говорите мне на ухо, но негромко, и тогда я буду хорошо слышать вас.
Я уловил веселый взгляд синих глаз Мэри и ничего не ответил.
— Боюсь — мороз продержится, — продолжал Степлтон, — и несколько дней у нас не будет дела. Зима — беда для нас! Впрочем, я курю свою трубку и раздумываю о человеческой природе. Но что будете делать вы, Джейкоб, не знаю.
— Он будет учить меня читать и писать, — ответила Мэри.
— Нужно ли это? — произнес Степлтон. — Зачем тебе читать и писать? У нас, людей, и без того слишком много «чувств», а если мы еще нагрузим себя ученостью, для нас же будет хуже.
— А сколько у нас чувств, отец?
— Сколько, не знаю, но достаточно, чтобы ставить нас в тупик.
— Только пять, — сказал я. — Прежде всего — слух.
— Да, — ответил Степлтон, — слух иногда полезен, но потеря слуха бывает удобнее. С тех пор как я потерял лучшую часть слуха, я получаю вдвое больше денег.
— Ну, затем зрение, — продолжал я.
— Зрение по временам полезно, сознаюсь, но переправляющиеся через реку зачастую дают крону, если видят, что ты не замечаешь их.
— Теперь мы дошли до вкуса.
— Бесполезная вещь: от него одна досада. Не будь вкуса, нам было бы все равно, едим ли мы черный хлеб или ростбиф, пьем ли воду или лучший эль, а это было бы выгодно по теперешним трудным временам.
— Ну, обоняние.
— Совсем вещь ненужная! На один приятный аромат подле реки приходится по десяти зловоний, и так повсюду.
— Что дальше, Джейкоб? — лукаво улыбаясь, спросила Мэри.
— Осязание.
— Осязание хуже всего. Чувствуешь холод зимой, жар летом, чувствуешь также боль. Нет, осязание доставляет только неприятности. Очень противное чувство.
— Значит, вы думаете, нам было бы лучше без пяти органов чувств?
— Нет, не совсем. Немножко видеть, немножко слышать очень хорошо. Но вы, Джейкоб, забыли о других чувствах. Я считаю, что лучше всех остальных — курение.
— Никогда не слыхивал, чтобы это было чувством! — со смехом возразил я.
— Значит, вы далеко не кончили вашего образования, Джейкоб.
— А чтение и письмо тоже чувство? — спросила Мэри.
— Конечно; точно гак же гребля — чувство. И еще много других, но большая их часть — глупости и ведут к беде.
— А между тем я не понимаю, почему мне все-таки не научиться читать и писать, отец?
— Я всю жизнь прожил без этого и никогда не страдал. Почему ты также не можешь прожить без грамоты?
— Потому что мне ее не хватает.
— Ну, пожалуй, учись; только это не ведет к добру. Посмотри-ка на малых у Федерза: все они были счастливы, пока не попал к ним ученый Джим Холдер. С тех пор как он читает им, они ничего не делают, только ворчат, ропщут и говорят Бог весть о чем: о хлебных законах и податях, о свободе и о других таких же пустяках. Что ты примешься делать, когда научишься читать и писать?
— Развлекаться, когда у меня не будет работы и вы с Джейкобом уйдете из дому.
— Хорошо, Мэри, если хочешь, учись; только помни, не вини меня после. Я прожил около пятидесяти лет, и все мое несчастье происходило от того, что у меня было слишком много разума и чувств; счастье же пришло ко мне, когда я отделался от них.
ГЛАВА XXIII
Мороз продолжался много дней; река стала, и лодочное сообщение по ней прекратилось. Деньги Степлтона истощились, теперь мы ели очень скромно, и Мэри объявила, что если так будет продолжаться, нам придется ходить просить подаяния у рыночных зеленщиков.
— Мне нужно пойти к Тернбуллу и попросить его помочь нам, — сказал однажды Степлтон, выкладывая на стол последний шиллинг. — Я чист; но он добрый джентльмен, даст мне немного денег.
Степлтон ушел, скоро вернулся, и по его лицу я увидел, что ему посчастливилось.
— Джейкоб, — сказал он, — мистер Тернбулл просил тебя позавтракать с ним завтра: ему хочется видеть тебя.
Едва забрезжило на следующий день, я вышел из дому и к завтраку был уже на вилле капитана. М-р Тернбулл по обыкновению ласково обошелся со мной и принялся рассказывать длинную историю о ледяных глыбах в северных областях.
— Кстати, — сказал он, — я слышал, что выше Лондонского моста будут жарить целого быка, Джейкоб; не пойти ли нам посмотреть на это?
Мы отправились и вскоре были на месте. Перед нами открылась интересная картина. На льду стояли шесты, на них развевались флаги; народ толпился, многие катались на коньках, хотя для этого развлечения лед был недостаточно ровен. Там и сям поднимались клубы дыма от костров, на которых варились сосиски и другие кушанья, но больше всего привлекал толпу бык, жарившийся целиком близ среднего устоя моста. Хотя, казалось, лед подался под тяжестью многих сотен собравшихся, однако он достигал теперь толщины четырех или пяти футов, и опасности не было. Кое-где, правда, виднелись проталины, но над ними были вывешены надписи, предупреждавшие, что к этим местам нельзя подходить, и рядом, на всякий случай, виднелись веревки. Несколько времени мы любовались оживлением и красивой картиной. Солнце светило ярко, и над нами сияло ясное небо. С севера дул свежий ветер, в тени ощущался пронизывающий холод; говорили, что термометр показывал двадцать восемь градусов ниже точки замерзания. Мы пробыли на льду около трех часов, наконец м-р Тернбулл предложил отправиться домой; мы пошли вверх по реке к мосту Черных Братьев, где собрались выйти на берег и в дилижансе доехать до Черинг-Кросса.