Приключения Эмиля из Лённеберги. Художник Н. Кучеренко
Шрифт:
– Иди-ка ты, Лина, лучше коров доить, – сказала мама.
Лина взяла подойник, отправилась в хлев и стала доить так усердно, что брызги летели во все стороны. И при этом всё бормотала себе под нос:
– Должна же быть на свете справедливость. Нельзя, чтобы все беды разом обрушились на американцев. Но я готова с ними поменяться, я бы с радостью им написала: «Вот вам Эмиль, а землетрясение пришлите
Но она бесстыдно хвасталась. Куда ей писать в Америку – ведь её письмо и в Смоланде никто не мог разобрать. Нет уж, если кому писать в Америку, так это маме Эмиля. Она отлично умела писать и записывала все проделки Эмиля в синюю тетрадь, которую хранила в ящике стола.
«Чего ради ты это делаешь? – не раз спрашивал папа. – Только зря наш карандаш испишешь!»
Но маму это нимало не заботило. Она записывала все шалости Эмиля, чтобы он узнал, когда вырастет, что вытворял мальчишкой. И тогда он поймёт, почему его мама так рано поседела.
Только ты не подумай, что Эмиль был плохой – нет-нет, его мама говорила чистую правду, когда уверяла, что он прекрасный мальчик.
«Вчера Эмиль был выше всяких похвал, – писала она 27 июля в своей тетради. – За весь день ни разу не нашалил. Наверное, потому, что у него была высокая температура».
Но к вечеру 28 июля температура у Эмиля, видно, упала, потому что описание его проделок за этот день заняло несколько страниц. Эмиль был сильный, как бычок, и стоило ему чуть-чуть поправиться, как он начал проказничать пуще прежнего.
«Сроду не видела такого озорника!» – всё твердила Лина.
Ты, может, уже догадался, что Лина не очень-то любила Эмиля. Она предпочитала ему Иду, младшую сестрёнку Эмиля, славную, послушную девочку. Зато Альфред, как ты уже, наверное, понял, очень любил Эмиля, хотя никто не понимал, за что именно. И Эмиль тоже очень любил Альфреда. Им всегда было весело вместе, и когда Альфред бывал свободен, он учил Эмиля всевозможным вещам. Например, запрягать лошадь, или вырезать из дерева разные фигурки, или жевать табак – это, правда, было не очень-то полезное занятие, да Эмиль этому и не научился, только разок попробовал, но всё же попробовал, потому что хотел всё перенять у Альфреда. Альфред смастерил Эмилю ружьё. И ружьё это стало, как ты знаешь, любимой вещью Эмиля. А после ружья он больше всего любил – это ты тоже помнишь – свою плохонькую кепочку, которую папа как-то привёз ему из города. Потом, кстати, папа не раз об этом жалел.
«Я люблю мой ружарик и мой кепарик», – говорил Эмиль и всегда, когда ложился спать, клал с собой в постель ружьё и кепку. И мама его ничего не могла тут поделать.
Я тебе уже перечисляла всех жителей хутора Катхульт, а вот про Крёсе-Майю чуть-чуть не забыла. И вот почему. Крёсе-Майя, маленькая, худенькая старушка, жила, собственно говоря, в избушке в лесу, а не на хуторе, но часто приходила туда, чтобы помочь постирать бельё или приготовить домашнюю колбасу, а заодно и напугать Эмиля и Иду своими страшными историями про мертвецов, духов и привидения, которые Крёсе-Майя так любила рассказывать.
Но теперь ты, наверное, хочешь послушать про новые проделки Эмиля? Каждый день он что-нибудь да вытворял, если только был здоров, так что мы можем взять любой день наугад. Почему бы нам не начать хоть с того же 28 июля?
Понедельник, 28 июля,
когда Эмиль вылил тесто для пальтов на голову своему папе, а затем был вынужден вырезать из дерева сотого смешного человечка
На кухне в Катхульте стоял старый деревянный диванчик, выкрашенный в синий цвет. На нём по ночам спала Лина. В те далёкие времена на кухнях во всех хуторах округа Смоланд стояли такие деревянные диванчики, на которых спали работницы. И в Катхульте всё было точно так, как везде. Лине очень удобно спалось на нём, и она никогда не просыпалась до звона будильника, который раздавался ровно в половине пятого утра. Тогда Лина поднималась и шла в хлев доить коров. Не успевала Лина выйти из кухни, как туда быстро входил папа Эмиля, чтобы выпить утреннюю чашку кофе в тишине и покое до того, как проснётся Эмиль.
«Как приятно, – думал папа, – сидеть одному за большим круглым столом и прислушиваться к птичьему щебету за окном да к кудахтанью кур. Как приятно, что не надо с опаской поглядывать на Эмиля!» Папа любил не торопясь попивать кофе, слегка раскачиваться на стуле и ощущать под босыми ступнями прохладные свежевымытые половицы, которые Лина выскребла добела. Папа Эмиля всегда ходил по утрам босиком, и не только потому, что ему это нравилось. Была у него и другая цель.
– Ты тоже могла бы быть побережливей, – сказал он как-то маме, которая, видно, из упрямства наотрез отказывалась ходить босиком. – Ты так неаккуратно носишь свои башмаки, что через десять лет наверняка придётся покупать новые.
– Наверняка! – произнесла мама таким тоном, что папе больше никогда не хотелось заводить об этом разговор.
Да я, кажется, уже говорила, что до звона будильника Лина обычно спала мёртвым сном, но вот однажды утром она, представь себе, проснулась до того, как зазвонил будильник. Это было 27 июля, в тот самый день, когда у Эмиля был жар. А теперь подумай, может ли быть что-нибудь ужаснее, чем проснуться от того, что у тебя по голове пробежала большая крыса? А это как раз и произошло с Линой. Она завопила не своим голосом и схватила кочергу, но крыса юркнула в какую-то щель и исчезла.
Папа Эмиля прямо из себя вышел, когда услыхал про крысу.
– Шутка сказать! – воскликнул он. – Да она же сожрёт у нас весь хлеб и всё мясо!
– И меня в придачу! – добавила Лина.
– Но главное – хлеб и мясо, – настаивал папа. – Нужно взять у соседей хорошую кошку и запереть на ночь на кухне.
Когда Эмиль услышал про крысу, он тут же стал придумывать способ её поймать. Мало ли что! А вдруг кошка промахнётся?..
Часам к десяти вечера температура у Эмиля упала, он почувствовал себя хорошо, и его так и распирало желание взяться за какое-нибудь полезное дело.
Весь Катхульт к этому времени уже спал крепким сном: папа, мама и маленькая Ида – в спальне, рядом с кухней; Лина – на синем деревянном диванчике на кухне; Альфред – в своей каморке. Свиньи спали в свинарнике, куры – на насесте, в курятнике, коровы – в хлеву, а лошади – в загоне. Не спал только один Эмиль. Он лежал, лежал, потом не выдержал, тихонько встал с постели и осторожно, чтобы не скрипнула половица, на цыпочках проскользнул на кухню.
Во тьме горели зелёные глаза чужой кошки.