Приключения иммигранта - Алистер
Шрифт:
Сбора специалистов для допроса пришлось ждать еще часок, но как только все желающие обступили объект беседы и подключили его к датчикам, процесс пошел как по маслу. Алистер повторил все то же самое, что и в прошлые разы, в разных вариантах и, естественно, ни на чем не попался. Детекторы молчали как убитые. В кривых его какой-то-там-деятельности не находилось ничего, указывавшего на порочные склонности. Майор по мере выслушивания объяснений багровел все больше, порыкивал на... кто они по специальности? медики? инженеры? "палачи" - не звучит... Специалисты вежливо отругивались, спрашивали еще раз, получали все те же самые кривые, косились на Грашичека, спрашивали опять, и Алистер даже начал находить во всем этом балагане извращенное удовольствие, не подобающее разведчику, но, возможно, простительное историку. На пятом заходе майор не выдержал, наорал на всех,
– Точно ОНИ поработали, - сказал один из конвойных с таким выражением, как будто говорил о святых или, по крайней мере, о демонах, едва они отошли от камеры для допросов на пару шагов.
– У этих всегда детекторы отказывают, а потом вообще вся техника. Вот и в прошлый раз то же самое. Паршивец менял ответы, как хотел, а от загогулек этих долбаных никакого толку... Потом вообще все напряжение выбило, и проводка как жеваная. Ну пошел, ублюдок, вон сюда тебе! Купили с потрохами...
Когда Алистера освободили от оков и оставили в тесной и полутемной, но вполне пригодной для жизни одиночке, мысли у него были самые невеселые, но, досчитав до тысячи пятиста трех овец и извертевшись на неудобном матрасе, он все-таки заставил себя не дергаться, не думать про маму и заснуть.
Утром (часы, слава богу, были пока на нем) его перевели обратно в десятый номер, "законсервировали" в кресле и снова подключили к детектору тоненькими проводками. Было бы смешно, если бы не было так грустно: тут двое здоровенных с ног до головы обвешанных оружием амбалов водят его в наручниках, а на Гизаэлле Алли и Ленни, выглядевшие как недокормленные подростки и снабженные только ножами, даже не делали вид, что хоть сколько-нибудь его опасаются. Не то чтобы и тем, и другим что-то грозило с его стороны... Майор подошел позже, когда кожа от клея на датчике зачесалась так, что Алистер уже начал подумывать о том, чтобы попросить переместить соединение. Пока его останавливало то, что тогда будут чесаться два места, но, может быть, одно будет от другого отвлекать?
Допрос продолжился теми же вопросами и теми же ответами. Если так пойдет дальше, то он вызубрит их все наизусть - кому это надо? Почему ему не хотят верить? А ведь не хотят настолько, что готовы убить кучу времени на проверки и перепроверки. Ну что он такого взрывоопасного сказал? Ну, хорошая у имперцев разведка, ну плохо. Но не трагедия ведь ни в каком виде! А что они не измывались особо жестоко над пленными, так и вообще замечательно...
Игра в вопросы-ответы чем дальше, тем сильнее нервировала майора, попозже подошел еще подполковник, и аттракцион начался по новой. Часам к шести вечера Алистер, уже давно закипавший, наконец, решился внести в процедуру разнообразие:
– Господин подполковник, господин майор, я не понимаю, что происходит! Второй день детектор лжи показывает, что я говорю чистую правду. Я понимаю, что мои новости по меньшей мере странны, но не могу нести ответственность за то, как имперцы ведут свои дела.
Подполковник, скривившись, отвернулся от кривой, которую он рассматривал со специалистом, шагнул к креслу и наотмашь ударил Алистера по лицу. Кажется, он что-то при этом сказал, но у Алистера зазвенело в ушах, перед глазами поплыло, и он мало того что не расслышал - он, кажется, вообще отключился от действительности, потому что ему на секунду показалось, что он в кино, рядом с имперским шпионом Миэли, только за кадром. Потом наваждение схлынуло, и он расслышал сквозь гул в раскалывавшейся голове, сквозь вкус хлынувшей в рот крови: "Подонок, что ты им пообещал?!"
Когда Алистера вернули в камеру, кровь, вперемешку со слезами и соплями, еще сочилась из носа, а голова болела, хотя по часам прошло девяносто две минуты. Когда и зачем он заметил время, было неясно. Хотелось броситься на кровать и продолжать реветь, но он умылся, прополоскал рот, подержал руку под холодной водой и зажал нос ледяными пальцами. Может, кровь остановится. А нет - ну и черт с ней.
Почему-то угрозы... хорошо, не только угрозы. Но головная боль от затрещины - это, прямо скажем, еще не нестерпимые пытки. Угрозы дома, там, куда он так стремился вернуться, произвели на него гораздо более сильное впечатление, чем все имперские выкрутасы. Что-то было в этой реакции от детской обиды на маму, которая вместо того, чтобы обнять и пожалеть, отругала за разорванную куртку. Неужели оно и есть? Люди, которые ассоциировались с безопасностью, стали жесткими и жестокими, страшными... может, и не страшными. Но. Но. Пыток Алистер... не то чтобы не боялся, но почему-то ему казалось, что их не будет и оплеуха от подполковника - максимум отмеренных ему неприятностей. А если нет, то - что? Что от него хотят? Что они ждали услышать, что так не сочетается с его докладом? Что, что, что? А не плевать? Ну вот догадался он, допустим, что это за бесценное знание, и? Соврать, что именно это и видел? Если им так это нужно - он, в принципе, готов, наверное, соврать. Если бы можно было посоветоваться... с мамой, с друзьями, с кем угодно... Кровь сочилась в горло, и Алистера тошнило от ее металлического вкуса. Когда в лязгнувшую дверь вошел майор Грашичек, он еще сидел у умывальника, сжимая согревшимися пальцами переносицу.
– Чего от тебя хотели имперцы? Скажешь сейчас под запись, и я переведу тебя в военную тюрьму. Нет - расстреляю.
Вот и предельная ясность. И о трибунале даже речи нет. Другой вопрос, чем бы помог ему трибунал...
– Господин майор...
Алистер хотел было сказать, что готов признаться в фальсификации доклада и повиниться, что разослал какого-нибудь дерьм из каждого из трех космопортов, но в последний момент осекся. Выболтать имперцам и так очевидное задание - это, значит, нехорошо, а наврать всей Федерации о характеристиках противника и тем погубить кто знает сколько народа - можно? Герой разведки на века. Стыдно. Как ему это в голову-то пришло? Грашичек внимательно смотрел на него из двери; охрана маячила за его спиной.
– Слушаю, лейтенант.
– Извините, сэр. Я сожалею, что вы мне не верите, но изменить отчет не могу.
– Если в течение трех часов ты не передумаешь, объясняться будешь с расстрельной командой.
– Я понимаю, сэр.
Дверь вошла в паз с глухим стуком. Алистер опустил руку, и на измятую одежду закапали темные капли.
Через три часа и две минуты кровотечение унялось. Еще через пять минут за ним пришла слегка запоздавшая расстрельная команда с майором во главе. Нельзя сказать, что Алистеру было совсем не страшно, но все эмоции притупились, он чувствовал себя избитым, усталым и растерянным, тело ныло, голова кружилась, и ему было... ну, не совсем без разницы, что именно сейчас произойдет, но достаточно все равно, чтобы не скатиться в истерику. Поэтому свое: "Мне нечего больше сказать", - он произнес если и не твердо, то спокойно, в руки охране дался без возражений, а получив отказ на просьбу написать письмо матери, даже не возмутился.
Потом они с охраной в полном молчании шли длинными и скучными подсобными коридорами - Алистер не знал, куда, и знать не хотел, - мимо дверей и люков, по шершавым полам с вмурованным рельсом. Намагниченные ботинки охраны шаркали по пластметаллу, и постоянное "шшух-шшух-шшух" действовало на нервы. Он заткнул бы уши, но в наручниках это было затруднительно.
В конце очередного коридора оказалась шлюзовая камера, и тут Алистера обдало ужасом, потому что он узнал ту самую, из пленки с Миэли, но трепыхаться было поздно и по-прежнему стыдно. Металлическая дверь отъехала в сторону, закрылась за спиной, следующая, еще более массивная преграда с лязгом поползла в паз. Алистер смотрел прямо перед собой, и поэтому слабую вспышку едва увидел краем глаза, но его охранники попадали на пол как подкошенные. Даже начав оглядываться, он не сразу заметил причину внезапного мора расстрельной команды, но когда дверь практически ушла в переборку, несколько слившихся с противоположной стеной фигур побежали в его сторону и комбинезоны-хамелеоны прекратили их маскировать. Одна из фигур остановилась в полушаге от него и сунула ему в руки комок скользкой ткани.
– Надевай, - потребовал смутно знакомый голос.
– Я помогу. Прямо сверху на одежду, и не тяни.
Алистер молча повиновался - комок оказался вариантом скафандра, - но едва он всунул ноги в штанины, до него с запозданием дошло, что происходит, и он все-таки спросил: "Куда вы меня повезете и что вам от меня надо?"
– - Потом поговорим, - пообещала тень. Лицо было прикрыто мерцающей пеленой, и Алистер все никак не мог понять, с кем разговаривает.
– Расстреливать и пытать не будем - устраивает пока?