Приключения Каспера Берната в Польше и других странах
Шрифт:
По лицу «геометра», однако, видно было, что он ничего не понял.
«Как можно „закруглить углы“? – спрашивал он сам себя. – Дядя Збышек прекрасный ритор, логик, философ, отлично декламирует стихи, он, даже великолепно чертит карты. А недавно дядя Збышек вдвоем с молодым эблонгским ученым, родственником пана Толкмицкого, взялся писать историю Польши… Отец Тидеман Гизе, который сам много лет думал об этом, но, занятый иными заботами, так и не смог приняться за столь обширный труд, благословил дядю Збышка на этот, как сказал отец Тидеман, „подвиг“. Однако об углах дядя говорит как-то непонятно… Или, возможно, в академии он узнал об углах больше, чем я в школе у отца Лукаша?»
«Эх, все это проклятая выучка отцов доминиканцев! – видя недоумение племянника, подумал Збигнев с досадой. – Сказать много и не сказать ничего! У нас ведь даже урок такой был: „Красноречивое умолчание“. Другими словами, „ходи вокруг да около, а о главном умалчивай!“
И с новой энергией учитель принялся за новые разъяснения:
– Ретик поставил себе целью подготовить читателя к тому, что открывается после ознакомления с полным изложением взглядов Коперника. Ведь в трудах этого великого человека кое-кто может усмотреть опровержение догматов священного писания… Кое в ком труды эти могут возбудить ненависть к ученому.
– Ненависть к ученому?! – переспросил мальчик с испугом. – А разве ученый, человек, всю жизнь посвятивший благородной науке о звездах, может возбудить в ком-нибудь ненависть? Да ты сам же, дядя Збышек, рассказывал, как помогают и географам и астрономам изданные Коперником таблицы и расчеты… Кто же и за что может его ненавидеть?!
Збигнев помолчал. Такие же или сходные с этим вопросы иной раз задавали наиболее пытливые из его учеников. Двадцать лет назад, тогда еще молодой учитель, он поклялся, что безжалостно изгонит из своей школы дух схоластики, не будет принуждать учеников зазубривать наизусть непонятные для них тексты, преподавать будет не на латыни, а на понятном и всем доступном польском языке. Отвечать на вопросы будет ясно и исчерпывающе. Если какой вопрос поставит учителя в тупик, он не постесняется объяснить, что знаний его для ответа недостаточно… Однако, несмотря на благие намерения, Збигневу иной раз приходилось обходить молчанием кое-какие вопросы, чтобы не толкать «малых сих» в бездну сомнений, в сумятицу противоречивых мнений.
Но сейчас честные синие глаза были устремлены на него с таким доверием, что обойти молчанием вопрос племянника он не мог.
– Отец твой чаще бывает во Фромборке, чем я, он отлично знаком с самим Ретиком, часто присутствовал при беседах отца Миколая с Тидеманом Гизе, епископом хелмским, убеждавшим Коперника опубликовать свой труд… И Ретик, и Тидеман Гизе, да, вероятно, и сам отец Миколай, знают, как часто ученые подвергаются гонениям за то, что открывают людям истину… Каспер! – с досадой обратился он к товарищу. – Ты больше знаешь о причинах, мешающих Копернику в течение почти двух десятков лет издать свой труд… Объясни же Вацлаву, чем это вызвано! Да ты спишь, Каспер, что ли?
Убаюкиваемый монотонным покачиванием возка, ослабевший после жестокой тропической лихорадки, Каспер действительно задремал, но последние запальчиво произнесенные Збигневом фразы заставили его тотчас откликнуться.
– Был, был такой грех, милый Збышек, вздремнул немного… Но я как будто разобрался, о чем идет речь… Я не очень сведущ в астрономии, но, плавая по морям, наблюдая там и тут небо, могу в точности сказать, что наука кое в чем не сходится с религией… Полагаю, что любой матрос, если бы он всерьез задумался об устройстве Вселенной, мог бы опровергнуть многие положения святого писания… Помню, я в начале своего пребывания в Лидзбарке просто ужаснулся открытиям отца Миколая, столь противоречащим писанию. И он напомнил мне тогда об ученых, которых святые отцы собирались ославить безбожниками, потому что те утверждали, что Земля шарообразна! А вот прошло очень мало лет, и шарообразность Земли признана истиной, не требующей доказательств! Так и с гелиоцентрической системой: пройдет время, и она завоюет признание… Ты понял меня, Вацюсь?
– Понял, спасибо, отец! – произнес мальчик с облегчением. – Но я все-таки не о том… Неужели же Миколай Коперник мог испугаться темных церковников и поэтому оттягивает печатание своих трудов?
– Да не испугался их отец Миколай! Открытие его настолько велико и бесспорно, что ему некого бояться! – Это вмешался в разговор с присущей ему горячностью Збигнев. – Да и стар уже отец Миколай и мало привязан к жизни… Но ему нужно, чтобы учение его восприняло возможно большее количество людей… И нужно, чтобы эти, как ты их назвал, «темные церковники» не помешали людям это учение усвоить… Коперник не боится, он хочет убедить своих противников! Отец Гизе, епископ хелмский, даже уговорил отца Миколая посвятить свой труд одному из просвещеннейших людей мира – папе Павлу Третьему…
Много еще вопросов задавал Вацлав Бернат, будущий студент прославленной Краковской академии, и чаще всего ему отвечал Збигнев, как и было условленно раньше.
Каспер, только изредка отвлекаясь от своих мыслей, прислушивался к беседе дяди с племянником.
В дороге хорошо думается.
Вспомнился Касперу фольварк панов Суходольских и маленькая Вандзя с расцарапанным носом… Мог ли он ожидать, что она займет такое место в его жизни!
Вспомнился Касперу Збышек-Жердь, красивый и ловкий даже в уродующем всех студенческом подряснике. Горячий, искренний, увлекающийся Збышек! То он решал, что станет монахом и в черно-белом одеянии отцов доминиканцев отправится проповедовать слово божье диким язычникам. Постился, молился, чуть пол в костеле лбом не пробивал… То, после знакомства с отцом Фабианом Мадзини, разуверился в правоте святых отцов до того, что несколько лет не заглядывал в костел. Потом, решив вдруг, что он прирожденный воин «с кости и крови», стал изучать военное дело. В маленьком домике в Осеках появились мушкеты, мечи, польские сабли. Они и сейчас ржавеют в кладовой.
Однако за последние годы Збышек нашел себе дело по душе и, как видно, делу этому уже не изменит. Долгое время он всецело отдает себя школе, по вечерам у себя в доме собирает ребят и даже по ночам мастерит для них какие-то таблицы, картинки… Слава о замечательном учителе пошла уже по всем гданьским предместьям, и сейчас у него отбою нет от учеников.
Только однажды (это случилось в 1538 году) Збышек вдруг предупредил учеников, что вынужден оставить школу, а им – подыскать другого учителя. Ни уговоры, ни слезы ребят не помогли. Учитель не мог даже сказать толком, на время ли ему нужно отлучиться или навсегда.
Все близкие Збигнева и даже Митта, всегда находившая ему оправдания, сочли этот поступок за недопустимое легкомыслие. Сам Каспер в ту пору был в Кадисе и не мог вступиться, за товарища. Потому что покинуть школу Збышек решил отнюдь не из-за легкомыслия. Отец одного из его учеников, тайный мюнцеровец, привез ему письмо от его милого друга и спасителя Генриха Адлера. Тот извещал своего бывшего однокашника, что собирается в Королевскую Пруссию. Тот же отец ученика предупредил пана учителя, что о приезде мужицкого вождя узнал страшный Ян Гозиус (тот самый, которого впоследствии прозвали «молотом еретиков»). На брата Генриха Адлера готовится засада.
Вот Збигнев и решил проехать к границе, чтобы предупредить Генриха или, если будет нужно, помочь ему бежать.
Неизвестно, как сложилась бы судьба самого Збышка, если бы ему удалось встретиться с мужицким вождем, но и письмо и предупреждение запоздали: Генрих Адлер кончил свою жизнь в борьбе с врагами, как подлинный народный герой и воин «с кости и крови».
Переплыв реку и схваченный у переправы, Генрих, мокрый, раздетый и безоружный, каким-то образом ухитрился выхватить у одного из стражников меч и, прислонившись к стене, около часа отбивался от ошеломленных врагов, пока, весь истекающий кровью, не свалился бездыханный.