Приключения Конана-варвара (сборник)

Говард Роберт Ирвин

Орда перестроилась гигантским клином, острие которого образовали стигийцы. В центре стояли ашшури в кольчужных доспехах, а на флангах остались кочевники. Сдвинув ряды и подняв щиты, они слитной массой устремились вперед, а позади них на неподвижной колеснице высокая фигура в мантии воздела руки к небесам в дьявольском заклинании.

Когда неприятель вошел в горловину ущелья, горцы на склонах спустили тетивы своих луков. Несмотря на защитные порядки, захватчики гибли десятками. Стигийцы отшвырнули бесполезные луки; склонив головы к кромкам щитов, они несокрушимой волной пошли вперед, яростно сверкая глазами и перешагивая через

трупы павших товарищей. Но шемиты открыли ответный огонь, и град стрел обрушился на склоны. Конан смотрел на колышущийся лес пик и думал о том, какой ужас вызовет из преисподней проклятый колдун. Его не покидало стойкое убеждение, что Натохк, как и его собратья, более искушен в обороне, нежели в нападении, так что пойти на него в лобовую атаку было бы смерти подобно.

Но именно его магия гнала воинов навстречу гибели. У Конана перехватило дыхание, когда он увидел, как лучники буквально выкашивают целые шеренги наступающих. Фланги приближающегося клина таяли на глазах, и дно ущелья уже усеивали трупы. Но уцелевшие по-прежнему ломились вперед, как сумасшедшие, не обращая внимания на ужасающие потери. Благодаря численному превосходству в луках они подавили огонь стрелков на склонах гор. Целые тучи стрел обрушились на горцев, заставляя тех разбегаться в поисках укрытия. При виде столь неуклонного и целеустремленного продвижения вперед в сердца их закралась паника, и они в отчаянии принялись осыпать противника стрелами, сверкая глазами, как загнанные в ловушку волки.

Когда орда подошла к самому узкому месту прохода, вниз покатились огромные валуны. Они десятками давили людей, но и это не остановило наступающих. Волки Конана готовились к неизбежной схватке. Стоя в тесном строю под защитой щитов и своих великолепных доспехов, они почти не обращали внимания на стрелы, которые не могли причинить им большого вреда. Конан опасался непосредственного столкновения, когда массивный клин врежется в жидкий строй его воинов. И он понял, что остановить эту атаку он не сможет. Он схватил за плечо кочевника из племени захееми, который оказался рядом.

– Есть какая-либо тайная тропа, по которой горцы могут спуститься в тупиковую долину вон за тем западным кряжем?

– Да, есть. Это крутая и очень опасная тропа, тайная и постоянно охраняемая. Но…

Не дослушав, Конан увлек кочевника за собой к Амальрику, который седлал своего боевого жеребца.

– Амальрик! – властно заговорил он. – Иди за этим человеком! Он приведет тебя в наружное ущелье. Ты спустишься по тропе, обогнешь кряж и ударишь наступающей орде в тыл. Все, никаких возражений, отправляйся немедленно! Я знаю, это безумие, но мы и так обречены, и перед тем, как погибнуть, надо нанести врагу как можно больший урон! Поспеши!

Усы Амальрика встопорщились в яростной усмешке, и уже через несколько секунд его конники углубились за проводником в путаницу тесных проходов, сбегающих с плато. А Конан бегом вернулся к своим копейщикам, сжимая в руке обнаженный меч.

Он успел как раз вовремя. С кряжей, вздымавшихся по обеим сторонам ущелья, горцы Шупраса, обезумев в предчувствии неизбежного поражения, обрушили вниз град стрел. В теснине ущелья и на склонах враги умирали как мухи, но стигийцы из последних сил устремились наверх и схватились с наемниками врукопашную.

Грохот боя оглушал. Шеренги воинов, осыпая друг друга ударами, прогибались и качались то в одну, то в другую сторону. Рожденные для войны

отпрыски благородных семейств сошлись лицом к лицу в смертной сече с профессиональными солдатами. Щиты сталкивались с громким треском, в просветы между ними устремлялись наконечники копий, и кровь хлестала ручьем.

На другом берегу моря вздымающихся мечей Конан заметил принца Кутамуна, но в страшной тесноте, когда со всех сторон сыпались удары и под ноги валились трупы и своих, и врагов, Конан не мог пробиться к нему.

С обеих сторон кочевники пустыни взобрались по склонам и теперь бились врукопашную со своими сородичами-горцами. В ход пошли зубы и ногти. Припомнив все былые кровные обиды, обезумевшие от злобы и ярости, сородичи сражались и умирали. В драку ринулись и обнаженные кушиты с длинными развевающимися космами спутанных волос.

Глаза Конану заливал пот, и ему казалось, что он смотрит на океан стали, волны которого накатывались и отступали, захлестнув ущелье от края до края. В битве настал переломный момент. Горцы удерживали оба кряжа, а наемники, уперев концы своих длинных копий в пропитавшуюся кровью землю под ногами, перегородили проход между скалами. Выгодное положение и хорошие доспехи свели на нет численный перевес противника. Но долго так продолжаться не могло. Волна за волной обезумевшие кочевники, выставив перед собой пики и мечи, катились вверх по склонам, и уже ашшури заполняли просветы в рядах стигийцев, становясь на место павших.

Конан в отчаянии высматривал наконечники копий Амальрика, огибающие западный кряж, но их все не было видно, а его копейщики уже дрогнули и медленно подались назад под натиском врага. И тогда варвар понял, что надежды выжить и победить больше нет. Выкрикивая распоряжения своим обессилевшим и задыхающимся командирам, он вырвался из сечи и побежал через плато к своему последнему резерву – воинам Хорайи, которые пока оставались на месте, дрожа от нетерпения вступить в бой. Второпях он даже не взглянул в сторону шатра Ясмелы. Конан забыл о существовании принцессы; сейчас его вели древний инстинкт и жажда крови, требовавшие сразить как можно больше врагов перед тем, как погибнуть самому.

– Сегодня вы станете рыцарями! – яростно рассмеялся он, указывая острием меча, с которого капала кровь, на горских лошадок, пасущихся неподалеку. – Седлайте коней и добро пожаловать в ад! За мной!

Лошади горцев, не привыкшие к такому шуму, занервничали и испуганно попятились, заслышав звон мечей. Раскатистый смех Конана на мгновение заглушил лязг оружия, когда он повел свой отряд вниз по восточному склону, спускающемуся на дно ущелья. Пять сотен пехотинцев – обнищавшие патриции, младшие сыновья, паршивые овцы в своих семействах, – сидя верхом на полудиких шемитских лошадках, ринулись в атаку на целую армию да еще по такому крутому склону, по которому раньше не отваживалась спуститься даже шагом ни одна кавалерийская часть!

Они с грохотом промчались мимо задыхающегося в горниле жаркой схватки устья прохода, выскочив на заваленный трупами кряж, а потом устремились вниз по крутому склону. Несколько лошадей споткнулись, сбросив своих седоков под копыта мчавшихся рядом коней. Люди внизу в ужасе закричали и вскинули руки, сдаваясь, – и конная лава прошла через них, как нож сквозь масло. Но воины Хорайи не остановились и помчались дальше, топча плотно спрессованную толпу перед собой и оставляя позади ковер из изуродованных мертвых тел.