Приключения крылатого колеса
Шрифт:
Спор продолжался. Но все заметнее и заметнее гость брал верх. Наконец утомленный профессор прервал разговор и позвонил. Вошла девушка из буфета.
– Пожалуйста, чаю, – сказал профессор. – Мне, как обычно, покрепче, а ему… – он ткнул в сторону гостя, – послу от живучей еще разинской вольницы, самого сусла! Они, волжане, чаевники.
Гость встал, причесался у зеркала, опять сел.
– Что до меня, – сказал он, потирая от удовольствия руки, – то я еще и самоварник!
Профессор указал девушке место для подноса.
– Это уж извините! – повернулся он к гостю. – Самоваров на заводе
Он верил, что коэффициент К даже теперь не подведет его.
Белов против Белова
Прислали запрос железнодорожники. Ведь им перевозить турбины. Спрашивали: каков будет размер груза, его вес, кантуется ли, сколько потребуется вагонов и каких?
Завод дал сведения. От железнодорожников последовало новое, и на этот раз очень строгое, письмо. "Груз, – говорилось в письме, – превышает допустимые на транспорте габариты и не может быть принят к перевозке".
После официальных подписей была приписка: "Настоятельно, как товарищи и коммунисты, рекомендуем пересмотреть проект и сделать турбину поменьше, чтобы ее, хотя бы по частям, можно было разместить в вагонах. Учтите, что и в этом случае понадобятся столь мощные вагоны, каких в настоящее время на железнодорожной сети не существует: вагоны для вас придется построить заново…"
Письмо было вручено главному конструктору Белову. А он показал его в партийном комитете.
– Вот и железнодорожники нападают на меня… – посетовал Иван Петрович. – У волжан для моих турбин, видите ли, тесна плотина. У этих тесны вагоны… Словно сговорились против профессора Белова!
В парткоме оказался заглянувший по своим делам главный механик. Это командир всех станков на заводе. Услышав сетования профессора, он сказал:
– Приплюсуйте и меня к волжанам и железнодорожникам. Я третий, который будет решительно требовать пересмотра габаритов турбины в сторону уменьшения. И не спорьте. Я видел ваш проект. Детали задуманной вами турбины попросту не втиснуть на станки. Это не детали, а, извините, какие-то бронтозавры! И нет в природе станков, которые способны были бы обтачивать или просверливать бронтозавров… Вы когда-то обозвали меня, и не только одного меня, тихоходом. Но я остаюсь на своем и вижу только новые доказательства своей правоты: пятилетний срок нереален! – И механик с оскорбленным видом удалился.
– Дорогой Иван Петрович! – сказал секретарь партийного комитета, усаживая профессора в кресло и сам садясь напротив. – Поговорим с глазу на глаз. Не обижайтесь, но я тоже запишусь в ваши противники. Проект турбины, к сожалению, не свидетельствует о бережливости проектантов к народному добру. Я говорю об экономии металла.
Секретарь сам инженер и опытный производственник. У него был зоркий глаз на недостатки, и коммунисты завода ценили его советы. Он напомнил коммунисту Белову, что для волжских турбин потребуется металл наивысших марок. И в том числе нержавеющая сталь.
Этот металл все шире входит в народный обиход. Удобны нержавеющие ложки, вилки, приборы для стола; практичны на руке часы в нержавеющем корпусе. Зубные врачи пользуются этим металлом для восстановления зубов. Отношение
Между тем с постройкой волжских турбин расход этого ювелирного металла приобретает невиданные масштабы. Например, создалось мнение, что лопасти рабочего колеса должны быть отлиты из нержавеющей стали, а это уже три тысячи тонн… Недаром секретарь парткома заговорил об экономии металла. Как человек деловой, он впоследствии многого и добился. В частности, он доказал литейщикам, что можно лопасти сделать более бережливо, а именно: отливать их из обычной дешевой, так называемой углеродистой стали. А уже готовую лопасть покрывать тонким нержавеющим слоем – как бы перчаткой…
Однако мы забегаем вперед.
Белов внимательно выслушал секретаря, его критику.
– Так-с, – сурово подытожил он, – уже четыре противника.
Профессор тут же согласился, что требование волжан резонно и что он уже уменьшает колесо в диаметре. Сказал, что ему нечего возразить и главному механику, и железнодорожникам, и насчет экономии металла никто не станет возражать…
– Четверо против, – Белов устало усмехнулся. – Но есть у меня и противник номер пять. Самый крутой и беспощадный.
Внезапно профессор сник, взгляд его погас, и в облике осталось только немощное, стариковское. И стало ясно: противник Белова номер пять – его больное сердце.
Секретарь забеспокоился, с укоризной напомнил Ивану Петровичу, что он давно не брал отпуска, совсем извелся, только и знает, что завод.
Но Белов уже отдышался. Проглотил таблетку.
– Давайте к делу, – сказал он. – Кстати, не найдется ли у нас на заводе велосипеда? Курьер, что ходит за почтой, уже переламывается под грузом. Такого обилия почты никогда еще не поступало, и что ни день, то больше… Устройте, пожалуйста, курьеру велосипед с вместительным ящиком на багажнике!
Незнакомые друзья
В день, когда было опубликовано решение правительства о Средней Волге, Завод водяных колес был засыпан поздравительными телеграммами и письмами. С тех пор родничок добрых пожеланий не иссякал.
Внезапно этот родничок расширился и углубился за счет влившегося в него совсем иного потока писем. Появились в изобилии громоздкие пакеты, иные из них по размеру и весу напоминали завернутые в бумагу кирпичи; на многих по углам стояли сургучные печати.
Прежде чем сламывать печати, профессор Белов с любопытством разглядывал на пакетах почтовые штемпеля. Откуда только не шла почта! В ободках штемпелей значилось: Москва, Саратов, Томск, Краматорск, Новосибирск, Горький, Киев, Рига, Тбилиси, город Электросталь, Свердловск, Нижняя Салда, Харьков, Челябинск, Пермь, Ижевск, Златоуст. Слали пакеты знаменитые в стране лаборатории, кафедры институтов и университетов, научные общества студентов и коллективы целых заводов.
Профессор находил в почте смелые научные идеи, острую, самобытную техническую мысль, и почти все это можно было использовать в проекте турбины, совершенствуя его и ускоряя его выполнение.