Приключения Ломтика
Шрифт:
Джек вошёл и сказал: «Простите, что я врываюсь без очереди, но моя лошадь требует вафлю за три пенса. Пока она её не получит, она отказывается развозить молоко».
Продавщица сказала, что она вполне понимает, и дала Джеку вафлю с чудесным жирным, холодным сливочным мороженым.
Джек принёс вафлю лошади, она сразу её проглотила, облизнулась, фыркнула и тряхнула головой.
«Ну вот, старина, — сказал Джек, — ты получила мороженое, теперь можно ехать дальше, правда?»
Но лошадь не сдвинулась с места; она фыркнула, заржала и тряхнула головой.
Делать было нечего, Джеку
Он ещё раз вежливо объяснил всё стоявшим в очереди людям; они опять с ним согласились, опять он вошёл в магазин и принёс оттуда вафлю с жирным, холодным сливочным мороженым. Джек дал её лошади и сказал: «Ну, старина, поедем! Довольно валять дурака». Но лошадь фыркнула, заржала и тряхнула головой.
Конца этому не было: Джек всё повторял свои объяснения стоявшим в очереди людям и покупал одну вафлю за другой, а лошадь только и делала, что глотала вафли, ржала, фыркала и трясла головой.
Наконец, когда лошадь съела десять вафель, Джек почувствовал, что с него хватит. Да и люди, пропускавшие его без очереди, потеряли терпение. Им тоже хотелось мороженого, а очередь так и не двигалась.
Джек повернулся к лошади, у которой был совершенно наглый вид, и положил одиннадцатую вафлю на землю.
«Вот что, лошадь, — сказал он, — эта вафля последняя. Хочешь — бери, не хочешь — не надо. Я сам пойду разносить молоко, а ты делай как знаешь. Больше я с тобой возиться не намерен!»
И он ушёл.
Оставшись одна, лошадь захотела сама войти в кондитерскую, но повозка налетела на окно, стекло разбилось, и поднялся страшный скандал.
Продавщица раскричалась, отказалась дать мороженое лошади, у которой и денег-то не было, и позвала полисмена. Лошадь пожевала лежавшие на прилавке соломинки, через которые пьют апельсинный сок, и вышла из магазина.
Она направилась в Лондон и по дороге всё высматривала лавки, где продаётся мороженое. Завидев очередь, она тотчас же останавливалась. Но иногда очередь стояла за рыбой, иногда за газетой или в кино. Лошадь всё больше и больше сердилась.
Возможно, она до сих пор бродит где-нибудь в поисках мороженого. Во всяком случае, Джек её больше не видел и долгое время разносил молоко сам. У него от этого разболелись ноги, и он начал ходить очень медленно.
Миссис Спригз замолчала и перевела дыхание.
— Откуда вы всё это знаете? — удивился Ломтик.
— Как — откуда? Ну, разумеется, я тоже стояла в очереди за мороженым. Впрочем, — продолжала она, — теперь я понимаю, что эта лошадь не годилась бы для нашего представления. Уж очень она была норовистая. Да к тому же мы не знаем, где она сейчас.
— Ничего, — сказал Майк, — всё равно рассказ очень интересный.
— Вы так хорошо рассказываете! — сказал Ломтик. — Почему вы не писательница?
— Чтоб меня украли! — воскликнула миссис Спригз. — Это я-то писательница? Вот придумал!
Она закрыла лицо передником и стала раскачиваться на стуле взад и вперёд — совсем как кукла в игрушечном магазине. Уж очень она вдруг застыдилась и покраснела.
Придя в себя, миссис Спригз сняла передник с головы и сказала:
— К делу, матросики! Мы ещё не подумали, кого выпустить первым номером.
— Первой, конечно, должна выступить Волнушка, — сказал Ломтик. — Мы пригласим оркестр, и Волнушка будет дирижировать. С этого и начнём программу. Ещё я вспомнил, что у одного папиного знакомого есть лошадь, которая умеет считать. Только живёт она не то в Германии, не то в Америке, не то ещё где-то. Вот досада! Ну, да ничего, — продолжал он, увлекаясь всё больше и больше, — папа говорил, что считать по-настоящему лошадь не умеет. Просто её хорошо выдрессировали. Значит, и мы можем выдрессировать какую-нибудь лошадь специально для нашего представления.
— Ну что ты мелешь? — вмешался Майк.
— Видишь ли, — ответил Ломтик, — эта лошадь в Германии — или где она там жила — была очень знаменитой. Учёные, которые интересуются животными, ездили проверять, действительно она умеет считать или это просто фокус. Папа тоже ездил, поэтому я знаю. Хозяин лошади спрашивал: «Сколько будет пять плюс три?», и лошадь восемь раз ударяла копытом. Или он спрашивал: «Сколько будет от одиннадцати отнять семь?», и лошадь ударяла копытом четыре раза. Сначала все думали, что она действительно считает; потом заметили, что, перед тем как лошадь должна была последний раз ударить копытом, её хозяин всегда начинал нервничать, глубоко вздыхать или делал ещё что-нибудь в этом роде. Вот лошадь и угадывала, когда надо остановиться.
— Так и знал, что всё это обман, — мрачно сказал Майк.
— Нет, не обман, — возразил Ломтик. — Хозяин нервничал не нарочно. Он даже не замечал, как он это делает. Он-то ведь думал, что лошадь на самом деле считает. А раз лошадь могла так внимательно следить за хозяином и понимала всё, что он делал, значит, она действительно была очень умной. Только у неё не хватало ума, чтобы считать по-настоящему, вот и всё.
— Понял, — сказал Майк. — Теперь надо вспомнить, у кого из нас есть знакомая лошадь.
Они на минуту задумались. Потом Ломтик сказал, что он немного знает пони фермера Робинсона. Фермер всегда хорошо относился к Ломтику: отец мальчика однажды помог ему вырастить новый сорт пшеницы. Вероятно, он позволит Ломтику учить пони арифметике.
Миссис Спригз предложила научить попугайчика мистера Смита произносить несколько фраз,
— Может быть, он сможет сказать: «Поправляйтесь скорее!»— сказала она. — Или: «Бедный мистер Хенисси», или ещё что-нибудь в этом роде.
Тут Майк вспомнил, что у его дяди, которого он не видел сто лет, есть собака, а у собаки — четыре большие карточки, а на них написаны слова. Если собака хотела обедать, она приносила карточку со словом «кость»; если она хотела пить, то приносила карточку со словом «вода»; если она хотела пройтись, то приносила карточку со словом «гулять». Каждое утро, когда дяде Майка пора было вставать, она приносила ему карточку со словом «вставай». Короче говоря, эта собака умела читать. Правда, она могла прочесть только четыре слова, но всё равно она была очень умная,