Приключения маленького тракториста
Шрифт:
— Врешь!
— Сказал можно, — значит, можно. Только надо посмотреть, какие у тебя документы.
Алешка мигом скрылся в доме и тут же вернулся, протягивая Кольке свою метрику и удостоверение об окончании школы. На удостоверение Колька едва взглянул, но метрику долго изучал и, видно, не раз прочел от начала до конца.
— Подходяще.
— Скоро пятнадцать стукнет.
— Маловато, но ничего, — деловито сказал Колька. — И снова завел разговор о дяде Иване.
— Так ты его не видел?
— Нет.
— А он тебя?
— Раз я, то и он. — Алешка даже улыбнулся. Ну и бестолков этот Колька! И нетерпеливо спросил: — А как ты сможешь сделать?
Колька не
— Ты мне свои документы дашь, а я тебе свои.
— Это как же так? — не понял Алешка.
— А так вот! Я тебе даю свою метрику и в придачу командировку.
— Ну, а я тебе что?
— Свою метрику.
— А в придачу что?
— Дядю! — выпалил Колька.
Алешка вытаращил глаза. Обменяться документами — куда ни шло — это понятно. Но как дать в придачу дядю? Совсем одурел Лопата! И вдруг бросился к Кольке. Обхватил, оторвал от земли. Молодец, здорово придумал!
Колька с трудом вырвался.
— Ну и медвежья хватка у тебя, Алешка, чуть ребра не поломал.
Ну и смекалистый Колька!
— А больше никаких документов в училище не потребуют?
— Паспорт? Так я же прицепщик от колхоза. Какой у меня может быть паспорт?
Алешка был очень доволен. Если паспорт не нужен, тем лучше. А раз все ясно, — нечего больше раздумывать. И тут же, у изгороди, они обменялись с Колькой документами.
— Ты когда едешь? — спросил Колька.
— На этой неделе.
— В городе увидимся, Лопата, — улыбнулся Колька.
— Что? — не понял Алешка.
— Увидимся, говорю, Лопата, — повторил Колька, считая, что вместе с документами к Алешке перешло и его прозвище.
— А, — наконец сообразил Алешка. — До свидания, Алешка!
И веселый побежал на улицу.
Теперь все в порядке. Колька в город попадет, а он — в училище. Разве это плохо? Что касается дяди Ивана, то не все ли равно, кто будет его племянником: Колька или Алешка? Ни того, ни другого он не знает.
На улице Алешка увидел Серафиму Сергеевну. Она остановила его.
— Алеша, ты уезжаешь к дяде? Счастливого пути. И не огорчайся. Ты хотел быть трактористом, но в жизни не все так происходит, как нам хочется. В конце концов все профессии хороши и благородны в нашей стране.
Теперь, когда у Алешки была Колькина командировка, он соглашался со всем, что говорила ему Серафима Сергеевна. И очень обрадовался, когда она отпустила его. Счастливого вам футурума, Серафима Сергеевна!
Алешка чувствовал себя как нельзя лучше. Наконец-то он добился своего! А в том, что он обменялся документами, нет ничего плохого. Разве Шугай не одобрял его желания стать трактористом? Одобрял. Разве Георгий Петрович не сказал, что очень хорошо, что eгo тянет в училище механизации? Сказал! И даже Серафима Сергеевна в общем не против. Только они не знают, как это сделать, чтобы он мог в это самое училище поступить. А вот Колька Лопатин придумал. Так что же в этом плохого? И вспомнил, что рассказывал Шугай у Серафимы Сергеевны про американских ребят. Он им покажет, этим американцам, — кто лучше ездит на тракторе.
Наконец наступил день отъезда.
— Увижу ли тебя, Алешенька? — плакала бабушка. — Прости ты старую, что не вывела тебя в люди. И не забывай. Хоть когда-нибудь весточкой порадуй.
— Ты, бабушка, обо мне не беспокойся. Ничего со мной не случится. Стану сам зарабатывать, возьму тебя к себе, вот увидишь, бабушка.
— Ой, боязно мне за тебя, — не слушая внука, продолжала свое старая Степанида. — Долго ли оступиться?
И тут Алешка подумал: а не оступился ли он уже? На сердце стало тревожно. Рассказать бабке, посоветоваться с ней? Но разве спросишь ее? И никого он не спросит: ни Шугая, ни Черешкова, ни Серафиму Сергеевну. И в то же время Алешка почувствовал, что только одна бабушка Степанида может сейчас помочь ему. Он прижался к ней, как бывало в детстве, и умоляюще проговорил:
— Бабушка, не посылай меня никуда. Оставь у Никиты Ивановича. Ты же меня любишь, бабушка…,
Но именно потому, что она любила его больше всего на свете, никакие просьбы не могли ее поколебать. Тогда Алешка перекинул через плечо свой дорожный мешок, ткнулся в жесткую морщинистую бабкину щеку и, не оглядываясь, вышел на улицу. Он не зашел к Кольке. Зачем? Ведь Колька завтра тоже уедет, и они встретятся в городе… Надо зайти к Шугаю. Взял не взял его к себе Никита Иванович, а они старые друзья. Но дома Шугая не оказалось. Марина сказала, что он уехал в район. Со всеми попрощался Алешка, а вот с самым близким человеком не успел. Так часто бывает в жизни, когда некому на прощание сказать самые нужные сокровенные слова.
Прямо от Шугая Алешка направился на усадьбу МТС, рассчитывая найти там попутную машину. На усадьбу он пришел уже в сумерки. В окнах дома, где жил Черешков, горел свет.
Алешка невольно остановился, сказал неизвестно кому — «Прощайте» и зашагал к перекрестку «Попутный»; там всегда можно было попасть на машины, идущие во все концы района.
В городе
Алешка лежал на верхней полке и, прислушиваясь к стуку колес, думал: «Вот странно — я уже не я, не Алешка Левшин, а Николай Лопатин…» И твердил в такт поезду: «Я Лопатин… Я Лопатин… Я Лопатин». Ведь ничего как будто в нем самом не изменилось, а стал другим. Определенно другим, Алешка. Но он, кажется, опять назвал себя Алешкой? Не Алешка, а Колька, — запомни раз навсегда!
В вагоне было много пассажиров; никто еще не спал, и размышления Алешки были прерваны донесшимся снизу басовитым голосом:
— В колхозе без машины, чего и говорить, никак нельзя. Но и про лошадь тоже помни. А у нас в ином колхозе даже счет коням не ведут. Трехлетка, а в упряжке еще не бывала. Не подступиться даже. И прямо скажу, дичает тогда домашнее животное. Да как еще дичает! С волком один на один бьется, человека боится, звериные повадки в нем появляются. Ну где это видано, чтобы конь был царем лесов? А я видел такого. Как-то летом у нас в дальней нашей бригаде пропал трехлетний Певный. Решили: утонул в болоте. Только стали замечать, что на лесных покосах кто-то объедает стога. Не иначе, как лось объявился. Ладно, не разорит. А потом, как снег выпал, по следу узнали, — не лось, а конь. И вот раз на зимней зорьке вижу, — бредет к конюшне лошадь рыжей масти. Э, да это Певный! Меня тогда только конюхом поставили, и я дежурил на конюшне. Что тут делать? Арканить? Боюсь промахнуться, да одному и не управиться. И решил ждать, — что будет дальше? А Певный подошел к корзинке с мякиной и жадно стал есть. Сразу видно, — голодный. Я тихо позвал: «Певный! Певный!» А он словно не слышит. Я снова: «Певный! Певный!» — и шагнул из-за стояка. Насторожился конь, задрожал. А как увидел меня, шарахнулся в сторону и карьером! Как зверь убегал! Уши прижал, на скаку распластался. Ну тогда я решил: может, поймать не поймаю, а прослежу. Взял ружье и по следу — в лес.