Приключения Михея Кларка
Шрифт:
И словно в ответ на этот вопрос далеко за нами вдруг прозвучала в ночной тишине чистая, напоминающая звон колокольчика нота. Эта нота постепенно ширилась и росла, и, наконец, весь воздух наполнился ее гармонией.
— Ищейка! — воскликнул Саксон.
Вслед за первой нотой последовала вторая, более резкая и пронзительная, а затем послышался лай. Сомнений не оставалось.
— Это другая! — промолвил Саксон. — Они взяли с собой тех самых собак, которых мы видели у собора. Черт возьми, Кларк, могли ли мы думать тогда, что через несколько часов они будут преследовать нас же самих.
— Мать Пресвятая! — воскликнул Рувим. —
— Они ведут собак на своре, — сказал сквозь зубы Саксон, — если бы они спустили их, те скрылись бы в темноте. Эх, кабы где-нибудь поблизости речка была — мы бы их сбили со следа.
— Слушайте! — воскликнул Рувим. — Моя лошадь дольше нескольких минут этим аллюром идти не может. Если я стану, вы двигайтесь, а обо мне не беспокойтесь, так как собаки не по моему следу идут, а по вашему. В подозрении у них состоят лишь два незнакомца, останавливавшиеся в гостинице, а обо мне и речи нет.
— Ну нет, Рувим, мы должны и жить, и умирать вместе, — ответил я грустно. Я видел, что лошадь его все больше и больше слабела. — Теперь темно, они различать людей не станут и отлично отправят тебя на тот свет.
— Будьте мужественны, — крикнул старый солдат, ехавший теперь в двадцати ярдах впереди, — мы слышим топот погони так ясно потому только, что ветер дует в нашем направлении, но нас они, я готов держать пари, не почуяли до сих пор. Мне думается, что они поехали тише.
— Да, топот копыт не так явственен, как прежде, — сказал я радостно.
— Этот топот до такой степени неявственен, что я перестал даже его слышать, — подтвердил мой товарищ.
Мы остановили истомленных лошадей и стали прислушиваться, но до нас не доносилось ни звука. Только ветер тихо шелестел в вереске да уныло кричал козодой. За нами расстилалась необъятная равнина; половина ее была освещена луной, другая половина оставалась погруженной в ночную тень. На тусклом горизонте не видно было никаких признаков жизни и движения.
— Или нам удалось их сбить со следа, или же им самим надоела погоня и они вернулись назад, — заметил я. — Но скажите, что это такое с нашими лошадьми делается? Мой Ковенант храпит и дрожит всем телом.
— Мое бедное животное совсем загнано, — заметил Рувим, наклоняясь вперед и гладя потную шею лошади.
— А все-таки отдыхать нам нельзя, — сказал Саксон, — опасность еще не миновала. Вот проедемте еще милю-две, тогда будем в полной безопасности… Однако, черт возьми, не нравится мне это!..
— Что вам не нравится?
— А вот то, что лошади-то наши дрожат. Животные иногда видят и слышат куда больше нас, людей. Я бы вам порассказал кое-что из собственного опыта. Когда я служил на Дунае и в Политикате, я видел кое-что поучительное в этом роде. Рассказывать мне только некогда — вот беда. Итак, вперед, господа, а отдохнем после.
Мы дали шпоры лошадям, и они, несмотря на усталость, бодро двинулись вперед по неровному грунту. Ехали мы таким образом довольно долго и, наконец, остановились. Нам хотелось отдохнуть, и мы стали поздравлять друг друга с тем, что благополучно избавились от наших преследователей.
И вдруг, когда мы уже собирались отдыхать, где-то совсем близко от нас раздался похожий на звон колокольчика лай. На этот раз лай был гораздо громче, чем прежде, не было никакого сомнения в том, что собаки следовали за нами по пятам.
— Проклятые псы! — воскликнул Саксон, пришпоривая лошадь и пускаясь снова в дорогу. — Я так и думал, что они спустили собак со своры. Теперь мы от этих дьяволов никуда не спасемся, надо только поискать удобного места, где бы мы их могли достойно встретить.
— Не бойся, Рувим! — крикнул я. — Нам теперь приходится считаться только с собаками. Хозяева спустили их со своры, а сами вернулись в Солсбери.
— И пусть они себе сломают шею на дороге! — воскликнул Рувим. — Что они, за крыс нас, что ли, считают, что спустили на нас псов?! И после этого Англия называется христианской страной?! Но ехать я, Михей, все-таки не могу. Бедная Дидона не может и одного шага сделать.
В то время как Локарби говорил, близкий и свирепый лай собак снова разнесся по ночному воздуху. Собаки то глухо рычали, то заливались тонким пронзительным лаем. Они точно торжествовали, что их добыча находится уже близко от них.
— Ни шагу больше! — воскликнул Рувим Локарби, останавливаясь и вынимая меч. — Если уж надо воевать, буду воевать здесь.
— Да что же, место прекрасное! — ответил я. Как раз перед нами возвышались две обрывистые скалы, расстояние между ними было равно приблизительно футам пятнадцати. Мы въехали в эту расщелину, и я крикнул Саксону, чтобы он ехал к нам, но его лошадь шла гораздо быстрее, чем наши, и когда я ему кричал, он был более чем в ста ярдах от нас. Нас он не слыхал, и звать его было бесполезно.
— Ну ладно, пускай его едет! — сказал я поспешно. — Ставь свою лошадь вот за этой скалой, а я поставлю Ковенанта здесь. Это будет своего рода препятствие для ослабления силы атаки. С лошади не сходи, а руби их мечом, и руби сильнее!
Итак, мы стояли в тени скал и ожидали наших страшных преследователей.
Вспоминая об этом происшествии, дорогие дети, я всегда думаю, что для нас с Рувимом это была трудная проба или испытание, называйте как хотите. Мы были молодые, неопытные воины, и вот при каких обстоятельствах нам пришлось обнажить мечи для первого раза. И сам я думаю, да и другие в этом со мною соглашались, что из всех опасностей, грозящих человеку, самые страшные — это опасности диких и свирепых животных. Если ты с человеком сражаешься, то знаешь, что это человек, у которого и слабые стороны есть, который может и струсить при случае, а ты, дескать, этим и воспользуешься; не то дикий зверь. Тут уж никаких таких надежд питать не приходится. Мы с Рувимом знали наперед, что псы растерзают нас непременно, если мы их не зарубим. Да, друзья мои, бой со зверем — бой неравный. Жизнь человеческая драгоценна, вы нужны друзьям и знакомым, а собаки — что!
Все эти мысли нам с Рувимом пришли в голову в то время, когда мы с обнаженными мечами сидели, успокаивая наших испуганных лошадей и ожидая злых собак.
Ждать нам долго не пришлось. В ушах наших снова прозвучал продолжительный громкий лай, а затем водворилась глубокая тишина, нарушаемая только быстрым, прерывистым дыханием испуганных лошадей. А затем внезапно и бесшумно на площадке между скалами, ярко освещенной лунным светом, появилось громадное, красно-бурое животное. Собака бежала, низко пригнув к земле черную морду. Появилась она и сейчас же исчезла во мраке. Животное не остановилось, не замедлило бега, не оглядываясь по сторонам, оно неслось вперед по своему следу.