Приключения Михея Кларка
Шрифт:
Восклицание нашего товарища было вызвано шумом и легкой возней за дверью. Послышалось тихое восклицание:
— О сэр! Что подумает прислуга?» — затем возня затихла, дверь отворилась, и в комнату вошла красная как маков цвет вдова Гобсон, а за нею по пятам шел худощавый молодой человек, одетый по самой последней моде.
— Я уверена, добрые джентльмены, — произнесла хозяйка, — что вы не будете иметь ничего против того, чтобы этот молодой дворянин пил вино в этой комнате. Все остальные помещения заняты горожанами и простонародьем.
— Клянусь верой, я должен представиться сам, — произнес незнакомец.
Сунув под левую мышку свою шляпу, обшитую кружевами, и положив руку на сердце, он поклонился так низко, что чуть не стукнулся лбом о край стола, и произнес:
— Ваш
— Приветствую вас, сэр, — ответил Рувим, в глазах у которого забегали веселые огоньки. — Перед вами находится испанский гранд дон Децимо Саксон, сэр Михей Кларк и сэр Рувим Локарби, оба из королевского графства Гэмпшир.
— Горд и рад встретить вас, джентльмены, — ответил вновь прибывший, делая жест рукою. — Но что я вижу на столе? Аликанте? Фи! Это питье для детей. Спросите-ка хорошего хересу. И хересу покрепче. Я говорю, джентльмены, что кларет годится для юношей, херес — для людей зрелого возраста, а спиртные напитки — для стариков. Итак, моя прелесть, двигайте своими прелестными ножками и мчитесь в погреб за хересом. Клянусь честью, моя глотка превратилась в дубленую кожу. Вчера вечером я пил здорово, но очевидно, что я выпил недостаточно, ибо, проснувшись сегодня утром, оказался сухим, как грамматическое правило.
Саксон сидел за столом молча. В его полузакрытых, сверкающих глазах, устремленных на незнакомца, виднелось такое недоброжелательство, что я начал опасаться скандала. А что, если выйдет сцена, какая была в Солсбери, а то и еще похуже? Причина гнева Саксона была очевидна. Юный дворянин слишком развязно ухаживал за понравившейся нашему товарищу хозяйкой. Но, к счастью, кризис разрешился благополучно. Пробормотав несколько ругательств в пустое пространство, Саксон закурил трубку, что он всегда делал в тех случаях, когда хотел успокоить свой возмущенный дух. Мы с Рувимом смотрели на нового знакомого то удивляясь, то потешаясь. Для нас, неопытных юнцов, это был совершенно новый тип. Мы никогда не видывали людей с такою внешностью и манерами.
Я уже сказал, что он был одет по последней моде. Да, он производил впечатление щеголя и франта. Лицо у него было худощавое, аристократическое, нос тонкий, лицо изящное, с веселым, беззаботным выражением. Я не знаю, почему он был бледен и под глазами у него виднелась синева. Может быть. это был результат далекого путешествия, может быть, это было следствие распущенной жизни, но, так или иначе, эта бледность и синева под глазами к нему очень шли. Кавалер был в белом парике и одет был в бархатный, расшитый серебром камзол, из-под которого выглядывал светлый, голубовато-зеленый жилет, панталоны до колен были из красного атласа и сшиты безукоризненно. Но, присматриваясь ко всем этим подробностям костюма, вы замечали, что все старо и поношено. Костюм был запылен, местами выцвел или вытерся, и все вообще показывало странную смесь роскоши с бедностью. В голенище одного из высоких ботфорт видна была дыра, тогда как на другой ноге из носка высовывался один из пальцев. Молодой человек был вооружен красивой рапирой с серебряной рукоятью. Говоря, он ковырял в зубах зубочисткой, вместо «о» произносил «а», вследствие чего его речь производила странное впечатление. В то время как мы рассматривали этого нашего незнакомца, он спокойно уселся на лучшее кресло, обитое тафтой, и начал расчесывать парик изящным гребешком из слоновой кости. Гребешок он достал из небольшого атласного мешочка, который висел у него на поясе около рапиры.
— Сохрани нас Боже от деревенских гостиниц, — заговорил он. — Повсюду мужики, шум, гам. Нет ни чернил, ни жасминовой воды, ни других необходимых вещей. Туалет приходится делать в общей комнате; как это вам покажется! Сидя в провинциальной гостинице, вы думаете, что попали в страну Великого Могола. Ха-ха-ха!
— Когда вы доживете до моих лет, молодой сэр, вы перестанете бранить хорошие провинциальные гостиницы, — сухо заметил Саксон.
— Весьма возможно, весьма возможно, сэр! — ответил франт, беззаботно смеясь. — Но во всяком случае теперь, в моих годах, я чувствую себя очень скверно в пустынях Вельдшира и в брутонской гостинице. Слишком уж это резкая перемена в сравнении с Пэль-Мэлем. Ах! Ресторан Понтана! А «Кокосовое дерево», что это за прелесть! Эге! Да вон несут и херес. Откупорьте бутылку, моя прелестная Геба, и пришлите нам слугу с чистыми стаканами. Я надеюсь, что эти джентльмены сделают мне честь и выпьют со мною. Позвольте вам, сэры, предложить понюхать табачку Ай, ай! Вы, кажется, смотрите внимательно на табакерку? Не правда ли, какая хорошенькая вещичка? Мне подарила ее одна титулованная дама, имени которой я не назову. Если бы я сказал,, что ее титул начинается с буквы «Д», ее имя с буквы «С», то дворянин, бывающий при дворе, пожалуй, догадался бы, кто она такая.
Хозяйка подала чистые стаканы и ушла. Децимус Саксон выбрал удобный момент и последовал за нею. Сэр Гервасий Джером продолжал пить вино и болтать с нами о разных предметах. Говорил он свободно, весело, точно мы были его старинные знакомые.
— Черт возьми! Кажется, я спугнул вашего товарища? — произнес он. — А может быть, он отправился охотиться за толстой вдовушкой? По-видимому, ему не совсем понравилось, что я поцеловал ее около двери. А между тем это простая вежливость, которую я оказываю решительно всем женщинам. Ваш друг, впрочем, таков, что, глядя на него, больше думаешь о Марсе, чем о Венере. Впрочем, нельзя забывать и того, что поклонники Марса находятся всегда в хороших отношениях и с названной богиней. А судя по наружности вашего друга, он,.должно быть, самый настоящий старый воин.
— Да, — ответил я. — Он много служил за границей.
— Ага! Вам везет. Вы едете на войну в обществе такого опытного кавалера. Я предположил, что вы едете на войну, потому что вы одеты и вооружены таким образом, что мое предположение вполне естественно.
— Мы действительно едем на запад, — ответил я сдержанно. В отсутствие Саксона я боялся много разговаривать.
— Зачем же вы туда едете? — продолжал спрашивать молодой дворянин. — Хотите ли вы, рискуя своей жизнью, защищать корону короля Якова, или же вы соединяете свою судьбу с этими плутами из Девоншира и Сомерсета? Черт возьми! Как я ни уважаю вас, господа, но я не стал бы на вашем месте защищать ни короля, ни этих шутов.
— Смелый вы человек, — ответил я. — Разве можно высказывать так откровенно свои мнения в деревенском трактире? Вот, например, вы непочтительно отзываетесь о короле: стоит кому-нибудь сделать на вас донос ближайшему мировому судье, и ваша свобода, а то и ваша жизнь окажутся в опасности.
Наш новый знакомый постучал пальцами об стол и воскликнул:
— Свобода и жизнь для меня стоят не более апельсиновой корки! Сожгите меня, если бы я не хотел перекинуться несколькими словами с каким-нибудь неуклюжим деревенским судьей. Судья этот, наверное, окажется отчаянным дуралеем, которому всюду грезятся паписткие заговоры. В конце концов он посадил бы меня в тюрьму, и я очутился бы в положении героя поэмы, недавно сочиненной Джоном Драйдером. Прежде, в дни якобитов. мне не раз приходилось отсиживать за стычки с полицией. Но тут будет гораздо более серьезная драма. Меня будут обвинять в государственной измене: на сцену появятся эшафот и топор. Разве это не прелесть?
— А в качестве пролога к этой драме вас подвергли бы пытке раскаленными щипцами, — сказал Рувим. — Вот уж никогда не видал человека такого, как вы, который хотел бы быть казненным!
— Разнообразие необходимо, — произнес сэр Гервасий, наливая в стаканы. — Сперва, господа, выпьем за девушек, которые близки нашим сердцам. А затем выпьем за сердца, близкие к женщинам. Война, вино и женщины — вот что главное. Без этого жизнь была бы невыносимой. Однако вы не ответили мне на мой вопрос.
— Скажу вам откровенно, сэр, — ответил я, — вы с нами вполне искренни, но я не могу ответить вам прямо на ваш вопрос без разрешения того господина, который только что вышел из комнаты. Наша краткая беседа очень приятна, но теперь опасное время. Поспешная откровенность может привести к раскаянию.