Приключения Мильса Веллингфорда
Шрифт:
Показалась, наконец, заря. Мы с возрастающим ужасом стали вглядываться вокруг себя. Мы стояли рядом с землею; но это были лишь голые отвесные скалы, вышиною по нескольку сот футов. Перед нами, сзади, кругом торчали подводные камни, рифы, и шумели буруны. Остается загадкой, как мы не погибли в такую темную ночь?!
Таково было мое первое вступление на Мадагаскар.
Когда солнце засияло во всем своем блеске, и море казалось спокойным, капитан вздохнул с облегчением. Наскоро позавтракавши, капитан вскочил в лодку с четырьмя хорошими гребцами, в надежде найти выход из этого лабиринта рифов.
Мрамор позвал меня на бак [19] . По его таинственному виду и сжатым губам видно было, что он собирался говорить со мной по секрету.
— Слушайте, Мильс, — сказал он, — положение нашего судна критическое: мы окружены лишь водою да подводными скалами. Не мешает приготовиться в ожидании худшего. Возьмите с собою Неба и «джентльмена» (это прозвище дали у нас Руперту) и вытащите из баркаса все нужные вещи; затем положите туда бочонки и ждите новых распоряжений. А главное — ни гу-гу. Если вас будут спрашивать, можете ответить, что вы исполняете приказание.
19
Бак — место на носу судна.
Через несколько минут все было готово. Во время наших приготовлений явился Кайт.
— Это зачем? — спросил он.
Мрамор объяснил за меня.
— Видите ли, баркас может всегда пригодиться, так как я не думаю, чтобы на маленькой лодке можно было уйти слишком далеко.
Это объяснение показалось всем таким естественным, что никому и в голову не пришло подозревать опасность; а потому никто не удивился, когда Мрамор стал давать уже громко дальнейшие распоряжения.
— Мильс, положите на борт мешок с сухарями и запас говядины!
Повару велено было приготовить несколько котлов со свининой, которой я взял еще и сырьем, так как это любимое кушанье матросов: они находят, что вкус сырой свинины напоминает орехи.
Капитан, возвратившийся через два часа, вообразил, что он сделал важное открытие.
— Вся беда, — сказал он, — произошла от водоворота, который следует за течением и оттого, что мы слишком далеко от земли.
Во всяком случае, капитан надеялся вывести судно из беды. Заметив нагруженный баркас, спущенный в воду, он прикусил губу. Свинина продолжала вариться в котлах.
Принялись поднимать якорь. Вскоре все было готово. Наступил критический момент. Как нам миновать целый ряд подводных скал, о которые с яростью разбивались волны даже в тихую погоду? При виде поверхности океана, то вздымающейся, то опускающейся, можно было подумать, что это грудь морского чудовища, тяжело дышащего во сне. Сам капитан не мог решиться тронуться с места. Меня с несколькими матросами послали в лодке к берегу, чтобы удостовериться, где именно находился водоворот. Оказалось, что он был как раз в том течении, в направлении которого стояло наше судно. Благодаря маленькой бухточке между скалами и другому обратному течению, наш корабль мог маневрировать. Это известие всех нас обрадовало. Мы двинулись, затаив дыхание. «Джон» прекрасно слушался руля; нос его благополучно миновал водоворот; но здесь мы почувствовали неимоверную силу течения, которое влекло нас прямо на рифы.
Пришлось поворачивать на другой галс [20] . Противоположное течение оказало нам большую услугу. Капитан осторожно направил в него судно. Мы обошли первый риф, только слегка задев за него; толчок был незначительный. Капитан в восторге схватил руку Мрамора, пожимая ее изо всей силы от полноты чувств.
Вдруг наше судно со всего размаху ударилось о подводный камень. Это произошло так неожиданно, что половина экипажа свалилась навзничь; в это же время слетели три стеньги под напором ветра.
20
Галс — направление пути корабля по отношению к ветру.
Трудно себе вообразить смятение, овладевшее нами. Судно разом остановилось; при столь сильном толчке можно было подумать, что оно сейчас распадется вдребезги.
Первый вал, встретив на пути своем такое препятствие, вырос перед нами в целую гору и обрушился на судно, обдавая нас водою с головы до ног. Корабль накренился набок и подался вперед, врезавшись еще больше в рифы.
Капитан был поражен. Отчаяние изобразилось на его лице, но только на одну секунду. Послышалась его команда. Мрамор заявил, что судно пробито. В трюме набралось воды на семь футов, и это в каких-нибудь десять минут! Но капитан не мог бросить своего «Джона» на произвол судьбы. Он велел побросать в воду весь чай, все лишние вещи. Тогда один из моряков, успевший в это время нырнуть, доложил, что наружная обшивка пробита громадным куском скалы.
Капитан созвал весь экипаж для совещания.
По закону, торговое судно лишается права пользоваться услугами своего экипажа с того момента, как оно потерпело крушение. Значит, мы теперь все были свободны, не исключая даже и Неба. На военном судне — дело другое. Там республика продолжает выдавать плату, и моряк обязан окончить срок своей службы.
Капитан сказал, что в четырехстах милях от нас находится остров Бурбон; он надеялся найти там небольшое судно, на котором мы могли бы возвратиться к месту крушения, чтобы спасти часть груза, паруса и якоря.
Пристать к Мадагаскару было невозможно: туземцы его слыли в то время за дикарей.
Надо было снаряжаться в путь. Наши заблаговременные приготовления пришлись как нельзя более кстати.
Капитан принял управление баркасом, а Мрамор, Руперт, Неб, повар и я были посланы в лодку с приказанием держаться поближе к баркасу.
Был полдень, когда мы покинули наш корабль. Благодаря попутному ветру мы плыли довольно быстро.
Мы находились среди безбрежного океана, так сказать, в простой ореховой скорлупе.
Надо отдать справедливость Мрамору: он вел себя, как настоящий философ; для него путешествие в четыреста миль в простой лодочке казалось самой обыкновенной вещью. Каждый из нас ненадолго заснул.
К утру подул холодный ветер; море начало слегка волноваться. Мы решили поднять парус, чтобы не отставать от баркаса. Ежеминутно приходилось освобождать лодку от наполнявшей ее воды.
К ночи ветер усилился.
Мы убрали парус и взялись за весла, всячески стараясь противостоять волнам, которые могли затопить нас.