Приключения Натаниэля Старбака
Шрифт:
– Вперед!
– крикнул Траслоу.
– Давайте, ублюдки!
К удивлению янки из мертвых вдруг восстала хрупкая шеренга мятежников. Застигнутые врасплох северяне, казалось, остановились в недоумении. Пришел их черед узреть, как возрождаются мертвецы.
– Вперед!
– кричал Траслоу. Он хромал, но ничто не могло его остановить.
– Штыки!
– приказал Старбак.
Казалось, ряды мятежников охватило чудовищное безумие. Они готовились отступить, но подстегиваемые Луизианскими стрелками, бросились в атаку вместо того, чтобы удирать. На бегу солдаты орали боевой клич
Клич мятежников стал предсмертной мелодией для этих янки. На несколько коротких секунд противники схлестнулись в кукурузе. Штыки отражали удары штыками, но мятежники превосходили в числе оставшихся драться северян. Старбак, не осознавая, что вопит, как безумец, отвел чью-то винтовку со штыком в сторону и воткнул собственный клинок кому-то в лицо. Он пнул солдата, когда тот падал, перевернул винтовку и ударил расщепленным прикладом по окровавленному лицу.
Послышался залп. Янки получили подкрепление к северу от кукурузного поля и поливали луизианцев огнем. Из лесов по обеим сторонам поля тоже стреляли. Там были янки.
Кто-то крикнул:
– Назад! Назад!
И мятежники побежали по кукурузному полю к старой позиции. Старбак задержался на достаточное время, чтобы забрать у убитого патроны, и побежал к своим. Пули свистели со всех сторон. Повсюду он видел тела - распластанные, искореженные, изодранные взрывами, скрюченные и с оторванными конечностями; белели кости, валялись мозги и синеватые внутренности в лужах крови. Некоторые тела лежали отдельно, но большая часть - группами, там, где их срезала картечь, а некоторые медленно ползли, покрытые коркой запекшейся крови и облепленные мухами. Один человек стонал, другой взывал к Господу, а третий слабо покашливал. Старбак бежал пригнувшись и наконец миновал кукурузное поле и оказался вновь в рядах мятежников. Поттера ранило. Штык срезал ему половину левого уха, и теперь оно болталось вместе с залитым кровью клоком волос.
– Просто царапина, - настаивал Поттер, - просто царапина.
– Излечит глоток виски.
Мятежники снова залегли. Солдаты передавали друг другу фляжки и делились скудными запасами патронов, найденными у мертвецов. Янки перегруппировались, но похоже, не желали возвращаться на кукурузное поле, которое для обеих сторон превратилось в бойню. Они тоже пригнулись, пока картечь мятежников свистела над их головами, а пушки северян огрызались в ответ. Одинокое орудие на пригорке в поле бросили, но другие пушки северян находились достаточно близко к нему и продолжали палить. Старбак прицелился в одного из канониров, но решил приберечь патроны.
Он встал. Кровь на его сорочке застыла, и теперь ткань с хрустом оторвалась от спины, причинив боль, и теплая жидкость потекла к ягодицам. Горло горело, глаза слезились от дыма, всё тело охватила болезненная слабость. Он нашел ирландца, который перебирал четки накануне сражения, и послал его назад к колодцу с дюжиной фляжек.
– Иди спокойно, - сказал он ему.
– Держись подальше от леса.
Снайперы
Полковник Мейтленд лежал лицом вниз неподалеку от смоктаунской дороги. Старбак не узнал его, пока не присел рядом, вывернув подсумок в надежде найти патроны для револьвера.
– Я не умер, - приглушенно выразил протест Мейтленд.
– Я молюсь.
Старбак дотронулся до фляжки на ремне Мейтленда.
– Вода есть?
– Это не вода, Старбак, - неодобрительно заявил Мейтленд.
– Это лекарство для сердца. Угощайтесь.
Во фляжке оказался отличный ром. Старбак закашлялся, когда алкоголь обжег его исцарапанную порохом глотку, и сплюнул остаток на траву.
Мейтленд перекатился и забрал фляжку обратно.
– Только зря на вас потратил хорошую вещь, Старбак, - возмутился он.
Полковник, конфисковав все запасы спиртного в Легионе, должно быть, сам выпил почти всё, потому что был пьян вдрызг. Пуля лязгнула по дулу ближайшего орудия, как удар колокола. Канониры развернули пушку и отправили порцию картечи в сторону янки в Восточном лесу. Мейтленд лежал навзничь на траве, уставившись в закрывший голубое небо дым.
– В детстве вам казалось, что лето никогда не кончится?
– спросил он.
– И зима тоже, - ответил Старбак, сев рядом с полковником.
– Конечно. Вы же янки. Снег и бубенцы. Я как-то путешествовал в санях. Тогда я был совсем ребенком, но помню, что снег окружал нас словно облако. Но наши зимы - это слякоть и непроезжие дороги, - Мейтланд на мгновение замолчал.
– Не уверен, что смогу встать, - наконец жалко произнес он.
– Сейчас в этом нет необходимости.
– Меня стошнило, - торжественно объявил Мейтленд.
– Никто об этом не узнает, - сказал Старбак, хотя вообще-то элегантный мундир полковника был густо покрыт блевотиной. Она запеклась на желтом галуне и застряла под блестящими пуговицами.
– По правде говоря, - очень торжественно сообщил Мейтленд, - я не выношу вида крови.
– Досадная помеха для военного, - мягко заметил Старбак.
Мейтленд на секунду закрыл глаза.
– И что происходит?
– Мы снова отогнали ублюдков.
– Они вернутся, - мрачно заявил Мейтленд.
– Вернутся, - Старбак встал, вытащил фляжку из дрожащих пальцев полковника и вылил ром на траву.
– Принесу вам воды, полковник.
– Весьма вам обязан, - сказал Мейтленд, по-прежнему устремив глаза в небо.
Старбак пошел назад к неровной шеренге. Свинерд рассматривал кукурузное поле пустыми взглядом. Его правая щека подергивалась, как это бывало, когда он пил. Он посмотрел на Старбака, не сразу его узнав.
– Мы не сможем сделать это еще раз, - мрачно заявил он.
– Еще одна атака, и нам конец, Нат.
– Я знаю, сэр.
Свинерд вытащил револьвер и пытался его перезарядить, но его правая рука слишком сильно дрожала. Он отдал оружие Старбаку.
– Не поможете, Нат?
– Вас задело, сэр?