Приключения Найджела
Шрифт:
— Эй, Джайлс, — сказал он, — давай сюда малыша.
Другой тюремщик ввел отрока за шиворот в камеру, затем оба сторожа удалились, засов и цепь — эти веские препятствия к свободе — с грохотом заняли свои места.
На мальчике был серый камзол тончайшего сукна, расшитый серебряным галуном, и светло-желтый плащ с таким же шитьем. Черная бархатная шапочка с полями была надвинута на самый лоб, так что вместе с длинными, пышными локонами почти закрывала лицо мальчика. Потупив глаза и дрожа всем телом от страха и смущения, он продолжал стоять на том же месте, где тюремщик выпустил из рук его ворот, то есть в двух шагах от двери. Найджел охотно избавился
— Не унывай, мой милый, — сказал Найджел, — мы недолго будем товарищами по несчастью; я надеюсь, что по крайней мере твое заключение будет непродолжительным, ибо ты так молод, что не мог совершить преступления, за которое бы тебя стоило надолго лишить свободы. Ну же, не падай духом! Твоя рука холодна и дрожит, но ведь здесь тепло. Должно быть, ты озяб от сырости в этой темной комнате. Садись к огню. Что я вижу? Ты собрался плакать, мой маленький товарищ? Прошу тебя, не будь ребенком. Ты, правда, не опозоришь своей бороды, потому что ее у тебя нет, но все-таки не стоит плакать точно девчонка. Представь себе, что ты удрал из школы и в наказание тебя заперли, и ты сразу перестанешь плакать, уверяю тебя.
Мальчик дал подвести себя к камину и усадить, но, просидев некоторое время неподвижно, он вдруг судорожно сжал руки с видом жесточайшего отчаяния, а затем, закрыв ими лицо, зарыдал с такой силой, что слезы заструились между его тонкими пальцами. Найджел почти забыл собственное горе при виде тяжкой муки, переполнявшей столь юное и красивое существо. Сев рядом с мальчиком, он обратился к нему с самыми нежными словами, надеясь облегчить его страдания, и ласково провел рукой по длинным волосам безутешного ребенка, что было вполне естественно, если принять во внимание разницу в их возрасте. Тот был так пуглив, что вздрогнул даже от этого легкого проявления дружеской фамильярности. Однако когда лорд Гленварлох заметил его робость и, не желая усиливать ее, отодвинулся подальше, мальчик мало-помалу успокоился и с видимым интересом стал прислушиваться к доводам Найджела, пытавшегося убедить его не предаваться отчаянию с такой силой. Постепенно слезы, продолжавшие катиться по лицу мальчика, стали менее обильны, рыдания стали менее судорожны, перешли в тихие всхлипывания, и все более длинные промежутки между ними показывали, что если горе осталось прежним, то смятение по сравнению с первым его порывом уменьшилось.
— Скажи мне, кто ты и откуда, дитя мое, — сказал Найджел. — Смотри на меня, как на товарища, который хочет тебе помочь, если ты научишь, как это сделать.
— Ах, сэр, я хочу сказать, милорд, — ответил мальчик так тихо, что его едва можно было расслышать, хотя он сидел почти рядом, — вы очень добры, а я… я так несчастлив…
Тут его прервал новый поток слез, и лорду Гленварлоху пришлось не раз повторить все свои упреки и увещания, прежде чем мальчик успокоился настолько, чтобы связно выговорить:
— Я очень тронут вашей добротой, милорд, и очень признателен за нее… Я бедное, несчастное создание и, что хуже всего, обязан своими злоключениями только самому себе.
— Мы всегда так или иначе виноваты в своих несчастьях, мой юный дружок. Я могу сказать это по опыту, иначе я не был бы теперь здесь. Но ты так молод, что за тобой, конечно, нет серьезной вины.
— Ах, сэр, я хотел бы иметь право сказать так. Я был своеволен, упрям, легкомыслен и сумасброден, и вот теперь… Как дорого я теперь расплачиваюсь
— Полно, мой мальчик, — сказал Найджел. — Должно быть, ты выкинул какую-нибудь детскую шалость, напроказил, убежал из дому. Но как это могло привести тебя в Тауэр? Тебя окружает какая-то тайна, молодой человек, и я должен в нее проникнуть.
460 — Ах, нет, нет, милорд, ничего худого я не сделал, — проговорил мальчик, которого последние слова Найджела, видимо, сильно встревожили и побудили к исповеди с большим успехом, чем все ласковые увещания и доводы. — Я ни в чем не повинен, то есть я дурно поступил, но не сделал ничего такого, чтобы находиться в этом ужасном месте.
— Тогда скажи мне всю правду, — произнес Найджел ободряющим и вместе с тем повелительным тоном. — Тебе нечего меня бояться, хотя, быть может, и нечего ждать от меня помощи. Но если уж мы оказались вместе, мне хотелось бы знать, с кем я говорю.
— С несчастной… жертвой случая, сэр, с ленивым и непослушным созданием, как изволили сказать ваша светлость, — ответил мальчик, подняв глаза и обратив к Найджелу свое лицо, на котором бледность и румянец сменяли друг друга, отражая то страх, то застенчивость. — Я без спроса убежал из отцовского дома, чтобы посмотреть, как король охотится в Гринвичском парке. Вдруг раздался крик: «Измена!» — и все ворота заперли. Я так испугался, что спрятался в чаще; там меня нашли лесничие и стали меня расспрашивать. Потом они сказали, что моя история кажется им подозрительной… И вот я очутился здесь.
— Я несчастный, самый несчастный человек! — воскликнул лорд Гленварлох, поднявшись с места и принимаясь шагать по камере. — Всех, кто соприкасается со мной, постигает моя жестокая участь! Смерть и заточение следуют за мной по пятам и грозят всем, кто случается поблизости. Однако рассказ мальчугана кажется мне странным. Ты говоришь, тебя допрашивали, дружок. Скажи, пожалуйста, назвал ли ты свое имя, рассказал ли, каким образом тебе удалось пробраться в парк? Если ты это сделал, то почему тебя задержали?
— Что вы, милорд, — ответил мальчик, — я остерегся назвать имя друга, который впустил меня. Что же касается моего имени, то за все богатства Лондона я не назвал бы его, так как не хочу, чтоб мой отец узнал, где я.
— Но ты же не можешь ожидать, — заметил Найджел, — что тебя отпустят, не выяснив, кто ты такой?
— А какая им польза держать в заключении такое ничтожное существо, как я? Им придется меня отпустить, ведь просто стыдно держать меня здесь.
— Не полагайся на это. Скажи мне, кто ты и где ты живешь, а я поговорю с комендантом. Он человек порядочный и честный и, наверно, не только с охотой отпустит тебя на свободу, но и заступится за тебя перед отцом. Я в какой-то мере обязан оказать тебе эту жалкую услугу и выручить тебя из беды, поскольку был причиной тревоги в парке, во время которой тебя арестовали. Итак, скажи мне твое имя.
— Назвать мое имя — вам? Ни за что, никогда! — ответил мальчик с глубочайшим волнением, причина которого была для Найджела загадкой.
— Неужели ты так боишься меня? — спросил он. — И все из-за того, что я заключенный и человек, обвиненный в преступлении? Поверь, можно быть и тем и другим, но не заслуживать ни лишения свободы, ни подозрений. Почему ты относишься ко мне с таким недоверием? Ты сейчас одинок, без друзей, я тоже; поневоле твое положение вызывает во мне сострадание, когда я размышляю о своей судьбе. Будь благоразумен: не только на словах, но от всего сердца я желаю тебе добра.